Пульт мертвеца - Тимоти Зан

Совпадение, — подумал я. Совпадение или же вполне обычное непонимание, недопонимание друг друга, как двух столь различных видов.

— Часто бывает так: если всё время ожидаешь от кого-то наихудшего, то и получишь, — пробормотал я.

— Может быть, — резко ответил он. — Я не сомневаюсь, что как люди религиозные, вы предпочтете лучше поставить под удар своё собственное достоинство, чем чужое. Но здесь такая наивность нам явно не по карману. — Его полный ярости взгляд задержался на секунду на Каландре, потом вернулся ко мне. — Часть моей работы здесь — и вашей тоже — убедиться в том, что гремучники не представляют собой угрозы. Угрозы как для человечества в целом, так и для Солитэра и его колоний. Так вот, либо вы принимаете этот тезис в качестве основополагающего своей работы и сотрудничаете со мной, либо выметайтесь. Уяснили?

— Да, — произнес я сквозь зубы. Где-то в глубине души я понимал, что эта точка зрения не совсем уж и не обоснованна ни для него, ни для Патри. И в некотором смысле, это лишь ухудшало сложившуюся ситуацию.

— Вот и хорошо, — подытожил он. — Значит, так. Получается, что мисс Загора не может об этом говорить, не может описать нам её небольшой поход в гости к гремучникам. Нам известно, что здесь речь не идёт о какой-либо травме головного мозга, во всяком случае, не о таких повреждениях, которые являются непременными спутниками афазии. Следовательно, мы можем предполагать либо весьма слабое воздействие, либо же воздействие чисто психологическое. Вопрос: поможет ли гипноз? Либо обычный, либо в сочетании с наркотиками?

Я посмотрел на Каландру. Она сначала на секунду задумалась, затем приблизилась к кровати.

— Вначале мне хотелось бы попробовать нечто не такое интенсивное, если мне позволят. Пастырь Загора, прошу вас расслабиться и вспомнить всё о том, как проходил ваш контакт с ними, вспомнить всё в деталях. Слова, впечатления, эмоции — всё, что придёт вам в голову. Не пытайтесь рассказывать о них — только вспомните.

Я уже повернулся к Айзенштадту в надежде объяснить ему всё, но увидев, что он и так понял, что к чему, промолчал.

— Давайте, приступайте, — кивнул он Загоре.

— Хорошо, — закрыв глаза, она уселась в кровати выше, опершись на подушку.

Каландра взяла в свою её левую руку, а я, обойдя кровать, завладел её правой. Кожа у Загоры была тёплой, мышцы руки были чуть напряжены, я ощутил, как бился на запястье пульс.

— Все в порядке, Жоита, — успокоила ее Каландра, ее голос звучал спокойно и умиротворяюще. — Вы сейчас сидите перед гремучниками и входите в состояние медитативного транса.

— Все проходит как обычно, — продолжала комментировать Каландра. — А теперь вдруг всё изменилось.

Удивление — небольшой страх — ощущение присутствия прежней, но слабее ощущаемой личности.

— Да, — подтвердила Каландра, — впервые вы обращаетесь с тем, что постоянно присутствовало в ваших прежних медитациях.

— Это очень сильно, — прошептала Загора, не открывая глаз, — что-то очень сильное.

— Непреодолимо сильное? — спросил Айзенштадт.

Пауза.

— Н-нет, — неуверенно ответила Загора, — но… — и замолчала.

— Она относительно легко прервала контакт, когда выяснилось, что Эдамсу стало плохо, — напомнил я Айзенштадту. — Вспомните, ведь они находились в очень пассивном состоянии во время контакта — ваша аппаратура зафиксировала почти что кому.

Он раздумывал.

— Думаете, это скорее следует приписать их собственной слабости, чем внешней силе гремучников?

— Я не думаю, что они смогли бы задействовать кого-то, кто не обладает соответствующей восприимчивостью, если вас это интересует, — сказала Каландра.

— Я того же мнения, — подтвердил и я.

Губы Айзенштадта скривились в презрительной гримасе. Да, именно это его интересовало и беспокоило.

— Позже мы вернемся к этому, — сказал он. — Продолжайте.

Каландра повернулась к Загоре.

— Теперь, Жоита, у вас есть контакт. Гремучники через вас и пастыря Эдамса говорят с доктором Айзенштадтом. Вы слышите этот разговор? Его начало? Или конец его? Или вы слышите и то, и другое?

В чувствах Загоры появилось какое-то сдержанное любопытство. Любопытство в сочетании с … это даже чуть походило на осознание настоятельной необходимости.

— Они очень хотят общаться с нами, — пробормотал я Айзенштадту.

— Ух-ух-ух, — заворчал он. И снова: — А почему они так долго ждали и сами не шли на контакт?

— Тише, — успокоила нас Каландра. — Жоита, есть что-нибудь, что они хотели бы сообщить? Или то, что они от нас скрывают? Что-нибудь, о чем мы у них не спрашивали?

— Я… я не знаю. — Лицо Загоры снова напряглось, она пыталась сосредоточиться. — Что-то есть. Что-то очень важное. Но я не могу… Я не могу этого точно вспомнить.

— Что-то, что может быть связано с поисками мёртвого гремучника? — спросил Айзенштадт.

Растерянность, замешательство.

— Я… не знаю.

Я услышал, как Айзенштадт пробормотал проклятие.

— Это нас ни к чему не приведет.

— Может быть, — высказался я. — А может, как раз приведет. — Я перехватил взгляд Каландры. — Тебе никогда не приходилось в детстве у себя в Бетеле играть в «выбывалки»?

Она недоуменно посмотрела на меня, потом ее лицо прояснилось.

— Да, играла. Можно и здесь попробовать, во всяком случае, не повредит.

— Что не повредит? — насторожился Айзенштадт.

— Игра называется «выбывалки», иначе говоря, процесс отсева, — стал объяснять я. — Вначале это было лишь игрой детей Смотрителей, но мне известно, что те же методы использовались и в серьёзной терапии. Сейчас нужно назвать какие-то темы, общие темы, и проследить, на какие из них её мозг отзовется.

— Когда вы используете спецнаркотики, то обычно добираетесь лишь до уровня самого сознания, но не глубже, — добавила Каландра, уже предвидя следующий вопрос. — А в этом случае можно забраться и чуть поглубже — и, если на сознательном уровне есть заблокированный участок, то можно его обойти.

— Значит, сейчас нам нужно лишь присоединить к ней датчики и попытаться проследить, что из этого получится? — спросил Айзенштадт.

— Да, но следует помнить, что датчики зафиксируют лишь саму её реакцию, не больше, — напомнил я ему. — А мы с Каландрой сможем попытаться ощутить и её эмоции при этом.

Он сморщился, потом всё же кивнул.

— Хорошо, давайте попробуем.

Я снова повернулся к Загоре, и мне стало вдруг совестно — она лежит здесь, а мы все втроем обсуждаем, что будем с ней делать, будто она какое-то бессловесное подопытное животное. Но если бы это ее как-то задевало, от меня бы не ушли ее негативные эмоции.