Ричард Длинные Руки - курфюрст - Гай Юлий Орловский

— Не лопните, сэр Ричард, — сказал он холодновато. — А то на прием к королеве придется нести ваши ошметки.

Я хмыкнул.

— А почему бы вашей королеве хоть раз не посмотреть не на ваши одухотворенные лица, а на что-то действительно прекрасное, хоть и несколько грубоватое? В человеке все прекрасно, как сказал один мудрец, хотя и предложил это прекрасное сузить, чтобы потом расширить… Ну и долго так будем сидеть? У вас что едят?

— Нектар и амброзию, — ответил он. — Вы как будто не знали!

— Да знал, — пробормотал я, — только думал, что ее едят только боги и всякие там насекомые с длинными хоботками. С короткими — тоже едят, но впроголодь и уже остатки. Эльфы, значит, ближе к насекомым? У вас же и крылышки…

— Крылышки у фей, — уточнил он. — Они хоть и в родстве с нами, но они не мы. У нас крылья только как знак отличия и древности рода. И далеко не у всех. Значит, вы отказываетесь перекусить в ожидании аудиенции?

— Не дождетесь, — твердо сказал я.

— Тогда почему…

— Что?

Он сказал с раздражением:

— У нас всегда еда появляется моментально, как только кто-то садится за стол. А у вас, видимо, каша в голове, никак не могут понять, что вам подать!

— А-а-а, — сказал я, — выходит, я еще и виноват?.. Ладно, заказывайте себе амброзию, а я поклюю из своих скудных дорожных запасов…

Он охнул и отшатнулся, когда на столе появился сыр, я всегда начинаю с него, получается хорошо и придает мне уверенности, затем умело прожаренная телятина, карбонат, шейка, буженина, все понемногу, а в конце, заметно рисуясь, я создал два тонкостенных фужера и наполнил самым тончайшим вином, какое только пробовал.

Красиво вырезанные ноздри эльфа затрепетали, то ли запахи мяса непривычного приготовления ловит, то ли тончайшие ароматы вина смакует, я довольно хрюкнул и начал пожирать мясо и сыр, запивая вином, без всякого изящества, мы же люди, у нас собственная гордость, и на эльфов смотрим свысока.

Я указал на стол широким жестом.

— Угощайтесь, сэр эльф!

Он сказал сдержанно:

— Пока воздержусь.

— Разумно, — одобрил я. — Хороших желудков всегда меньше, нежели хорошей пищи.

— У меня прекрасный желудок, — сказал он с вызовом.

— Тогда неприятности? — посочувствовал я. — Я вот при крупных неприятностях отказываю себе во всем, кроме еды, питья, женщин и прочих развлечений.

Перед ним из воздуха образовался изящный кувшинчик из серебра, крохотный, словно игрушечный, а рядом с ним возник такой же серебряный стаканчик.

Эльф поспешно ухватил кувшинчик, налил в эту посудинку.

— У меня нет неприятностей, — ответил он. — Ни крупных, ни мелких! А вот у вас, как все мы почувствовали…

— Многие хотели бы иметь такие неприятности, — отпарировал я. — Как амброзия?

— Это нектар, — сказал он почти враждебно. — Его пьют, а амброзию едят!

Я пожал плечами и продолжал хищно и жадно жрать, запивая вином так, словно это вода.

Эльф осушил свой стаканчик и, невольно поводя носом, начал поглядывать на мои два кубка.

— Угощайтесь, — сказал я гостеприимно, — второй для вас!

Он поморщился и наконец, делая мне огромное одолжение, опускаясь с недоступных вершин, где пьют нектар всякие так боги и шмели, протянул руку к кубку.

Ноздри затрепетали чаще, я сделал вид, что совершенно не слежу, как он осторожно дегустирует вино, как делает первый глоток, второй, прокатывает во рту, стараясь понять, почему такой изысканный вкус у вина, что пьет грубый и дикий человек.

На пороге появился очень изящный эльф, просто необыкновенно изящный, Ганимед, наверное, при королеве, и для тех же услуг, в смысле, виночерпий, или же просто паж из благородной семьи, очень уж утонченный.

Он сдержанно поклонился, я хоть и гость, но какой-то странный, тут важно не перепоклониться, а то не так поймут, он произнес тоненьким и звонким голоском:

— Ее Величество королева Блистательная Синтифаэль, рожденная из Света и Солнца, изволит дать аудиенцию прибывшему человеку!

Я поднялся из-за стола, сердце стучит, а когда мы волнуемся, то часто хамим и дерзим, такая у нас натура, и я, понимая свои лохматые инстинкты, придавил их и сказал учтиво:

— Я бесконечно признателен, я счастлив, у меня сердце щас выскочит, так и передайте!..

Он произнес хрустальным голоском:

— Следуйте за мной.

Я последовал, он в самом деле шел впереди, красивый и гордый своими важными обязанностями, стройненький и с такой тонкой талией, что пчела позавидует, и весьма оттопыренной попкой, но я не стал на нее засматриваться и всякое домысливать, во-первых, самчик, во-вторых, я же при обязанностях, и жадно глазел во все стороны, пусть сочтут деревенщиной, но не упущу ни детали, что могут пригодиться щас или потом.

Залы ослепляют золотыми стенами, потолком, колоннами, даже пол из золота, только приволшебненного, простое бы уже давно стерли ногами, а на этом в восхитительной неприкосновенности дивные узоры, от которых сердце подпрыгивает в диком восторге.

Но главное богатство не в золоте, а в барельефах из него, статуях, тоже богато украшенных драгоценными камнями. Я раскрывал рот в неподдельном восторге, чего от меня и ждут, но прикидываться не приходилось, в самом деле потрясен, оглушен и раздавлен всей этой бесполезной роскошью.

Прозвучала дивная музыка, чистая и настолько неземная, что я ощутил себя мохнатым, толстым обезьяном, даже устыдился чуть, но вовремя распахнулись двери в главный зал, оттуда пошел чистый солнечный свет.

Я перешагнул порог, ощущая себя на небесах, все сказочно прекрасно, звучит сладчайшая и ничуть не приторная музыка, по обе стороны от красной ковровой дорожки толпятся очень красивые и роскошно одетые эльфы и эльфийки, а сама дорожка ведет через весь огромный зал к противоположной стене, там на возвышении трон, с обеих сторон величавые седовласые эльфы с мудрыми лицами…

…а на золотом мерцающем звездами троне, вся в оранжевом блеске, прекрасная, надменная, в высокой золотой короне, где удлиненные зубчики увенчаны чем-то ярко-синим, сама Синтифаэль. У нее очень молодое лицо и строгие глаза, платье нежно-голубое, таинственно мерцает такими же звездами, как и трон, а еще мерцает корона в золотых переливающихся неземным светом волосах.

Платье скреплено на плечах двумя крупными золотыми брошками с выступающими наверх голубыми камнями дивно чистого цвета, но я прежде всего подумал, что если брошки расцепятся, платье соскользнет на пол…

Она как будто уловила мои весьма человеческие мысли, чуть нахмурилась и взглянула в упор. Вся ее цветущая молодость в странном контрасте с умным строгим лицом женщины, что не считает нужным прикидываться всего лишь красоткой, смотрит прямо, видит скрытое, понимает, что прячу, и даже видит, почему прячу.