Зимняя Чаща - Ши Эрншоу

Звон в ушах становится невыносимым, переходит в раздающийся у меня в голове крик. Я знаю, что уже была здесь раньше. Стояла под этими деревьями. И снег летел вниз такими же крупными белыми хлопьями.

Дрожащей рукой отвожу в сторону упавшую на глаза прядь волос и неожиданно чувствую какую-то знакомую тяжесть на пальце. Кольцо. Бабушкино кольцо. На поверхности жемчужно-серого лунного камня отражается небо. Кольцо снова на своем месте, словно оно и не терялось никогда, не тонуло в озере. Никогда не соскальзывало с моего пальца.

Случилось что-то еще, что-то еще.

Опускаю глаза вниз, себе под ноги, ищу книгу заклинаний, которая была у меня в руках, когда я упала в озеро, но ее здесь нет.

Кольцо вернулось. А книга заклинаний исчезла.

Что-то действительно произошло – со мной, с лесом, со всем вокруг. Я не помню, как я тонула. Не могу вернуть в памяти ледяной холод хлынувшей в мои легкие воды. Боль умирания. Приход смерти.

Оборачиваюсь, смотрю вокруг, но не вижу ни Оливера, ни кого-либо еще.

Я одна.

Отлепляюсь от дерева и на дрожащих ногах начинаю спускаться по склону к озеру. Чувствую, как расступаются деревья, давая мне дорогу. Заставляю свои легкие дышать, заставляю себя вспомнить, где север, а где юг, где земля, а где небо. Очень странно течет время вокруг меня: секунды ускользают, словно снующие среди камышей серебряные рыбки.

Если бы здесь была бабушка, она взглянула бы на деревья, на темное, затянутое снегом небо, в мои глаза заглянула бы и сразу поняла, сон все это или нет. Она поняла бы, почему я не утонула в озере. И почему из-под моих ног не поднимаются больше облака пепла.

Но сейчас моя бабушка далеко. Очень, очень далеко.

Я останавливаюсь на берегу, складываю руки на груди и от удивления открываю рот. Дело в том, что нигде нет почерневших от огня деревьев, и алые искры не летят снопами по черному небу. Ряд летних домиков на месте, и лагерь для трудных подростков на другом берегу озера стоит как прежде, не превратившись в груды дымящейся золы. А выше по склону, среди сосен все также виден мой дом.

Ничего не сгорело.

Я приближаюсь к самому краю берега, лед потрескивает, устанавливаясь, а сквозь падающий снег до меня доносятся голоса парней – они громко кричат и смеются.

Эти звуки раздаются с противоположной стороны озера.

Вероятно, мне надо бы вернуться к себе домой, обогреться у огня, просушить свои волосы, одежду. Но я не делаю этого. Я иду на голоса парней. Потому что эти голоса кажутся мне знакомыми. Потому что что-то не так. Что-то изменилось.

Не что-то. Все стало до ужаса другим.

Я прохожу мимо пристани, лодочного сарая и хижины мистера Перкинса. Замечаю в окнах хижины свет, причем это не мерцающий огонек свечи, но ровный, сильный свет электрической лампы. Значит, электричество снова наладили. За окном вижу самого мистера Перкинса, он смотрит на то, как падает снег, а увидев меня, машет мне рукой и улыбается. Он не убежал по занесенной снегом дороге, спасаясь от лесного пожара, потому что… никакого пожара не было. Я машу ему в ответ, чувствуя, как при этом дрожат мои пальцы.

Если мистер Перкинс может видеть меня, значит, я не умерла. Не утонула в озере.

Но все равно что-то во всем этом не так.

И это «что-то» смутно мерцает в глубине моего сознания, но я никак не могу поймать эту мысль за хвостик.

Не могу объяснить, что именно не так в окружающем меня мире.

Я иду быстрее на голоса парней, навстречу голосу, который, как мне кажется, должен принадлежать Оливеру. А когда дохожу до кладбища, этого странной формы клочка земли, где покоятся мертвые, у меня перехватывает дыхание.

Среди могил стоят парни. Все пятеро.

Сквозь падающий снег я узнаю темные фигуры Джаспера, Ретта и Лина. Они смеются, передают друг другу бутылку, из которой по очереди отпивают темно-коричневую жидкость. Макс тоже здесь, он стоит, опираясь на надгробие. Его светлые волосы по цвету почти сливаются со снегом.

Чуть в стороне, отдельно от остальных, стоит Оливер, скрестив на груди свои руки.

Все они здесь, все. Хотя такого не должно быть.

Я останавливаюсь у ворот, мое сердце бешено колотится под ребрами, мне не понятно, почему они собрались здесь на кладбище. И почему не горят деревья. Почему все не так, как должно быть.

– Ты должен трижды произнести ее имя, – хрипло говорит Джаспер, опираясь своим костлявым локтем на надгробие одной из моих предшественниц. Джаспер. И он жив! Не погребен заживо под землей в Дремучем лесу. Кладбище вдруг расплывается у меня перед глазами, весь мир вокруг становится неустойчивым, а мысли путаются, не в силах совместить происходящее с тем, что отложилось в моей памяти.

– Чье имя? – спрашивает Оливер, и Джаспер указывает пальцем на надгробие. В этой могиле лежит Уилла Уокер, та самая, что наполнила озеро своими слезами и сделала его бездонным. Это та самая могила, о которой рассказывал мне Оливер, и то самое имя, которое парни заставили его повторить трижды, и это было первой частью «посвящения».

– Если трижды произнесешь это имя, то заставишь ее подняться из могилы, – серьезным, мрачным тоном говорит Ретт, и я сразу вспоминаю о том, как он ворвался в мой дом и буквально вытащил меня из постели.

– В местных легендах сказано, что Уилла Уокер наплакала это озеро своими слезами и сделала его бездонным, – ухмыляясь, добавляет Джаспер.

Оливер хмыкает, а Макс, услышав это, резко приближается к нему и спрашивает, расправляя свои плечи.

– Ты что, не веришь нам?

У меня начинает вибрировать в голове, когда я слышу эти слова и вижу, как Оливер, опустив взгляд на могилу, трижды неохотно повторяет имя Уиллы. Теперь мне понятно, где я и когда.

Я знаю: это ночь, когда случилась снежная буря.

Та самая ночь, когда Оливер провалится сквозь лед и опустится в бездонную тьму. Ночь, когда он утонет.

Ночь, когда электричество ярко вспыхнет, а затем отключится. Ночь, когда единственную дорогу в горах занесет снегом.

Время сместилось и вернулось вспять. Или это я заставила его вернуться? Да, я сделала это. Вернулась в ту ночь. Назад, назад, назад.

Я нахожусь сейчас там, где все начиналось.

У меня перед глазами мелькают маленькие световые пятна – уже знакомые мне спутники дежавю. Закладывает уши, словно я падаю и лечу, не чувствуя веса своего тела. Все это уже случилось раньше.

В ту жуткую, жуткую ночь.

Я чувствую, что сейчас меня может стошнить.

– Ну, чувак, видел бы ты свою рожу! – восклицает Джаспер. Все идет в точности так, как описывал Оливер. Джаспер хлопает Оливера по плечу, смеется, и его смех эхом разносится в верхушках деревьев, пугает сидящих на их ветвях птиц, и они с криком взмывают высоко в небо.