Вестники времен: Знамя над Тауэром - Андрей Мартьянов

— Сэр Аллейн, — осторожно начал рыцарь, — Я и мой оруженосец хотели бы сообщить вам некоторые сведения относительно человека, которого должны разыскать и задержать…

Бейлиф серьезно посмотрел на обоих и жестом указал на кресла.

— Говорите, шевалье де Фармер, я внимаю каждому вашему слову, — произнес он, откинувшись на спинку стула.

Неторопливо и обстоятельно сэр Мишель изложил свои соображения и подозрения относительно личности сэра Понтия Ломбардского, рассказал о новом происшествии в разнесчастном монастыре Святой Троицы и подкрепил сказанное описанием его внешности, слегка походивший на восточную.

— Любопытно, — покачал головой сэр Аллейн, потеребив перо, которым собирался писать. — Вас рассказ, сударь, интересен, особенно в части, где говорилось о слугах-сарацинах и странном ранении…

Сэр Мишель сделал вид, будто не расслышал последних слов. Гунтер строго-настрого запретил рыцарю хоть кому-нибудь говорить про автомат и прочие необычности, привезенные из двадцатого века. Бейлиф же задумчиво продолжал:

— В последние дни произошло много необъяснимых событий, господа. Люди утверждают, что недавно видели некое летающее существо, кружившее над полями к югу и востоку отсюда.

«Начинается! — с легким ужасом подумал Гунтер. — Вот что значит искать аэродром в двенадцатом веке! Неужели он что-то заподозрил?»

Сэр Мишель оказался на высоте и врал совершенно бесстрастно и убедительно:

— Мы ничего не знаем об этом, сэр. Какое существо?

— Летучий змей, может быть, дракон… Один священник прислал письмо, в котором написал, будто третьего дня появился сам дьявол…

«Точно, появился! — германец состроил как можно более невинное лицо, понимая, что если выдать себя, то положение может непоправимо осложниться. — Удивляюсь, почему этому военному губернатору не доложили, как в некоторых деревнях скисло молоко или застоявшиеся лошади были в пене — самые ясные приметы явления нечистого духа.»

Но бейлиф и не думал подозревать сына барона де Фармер или его оруженосца. Просто слишком много неприятностей обрушилось на графство за минувшие четыре дня. Помолчав, сэр Аллейн лишь развел руками и произнес:

— Что ж, сэр Мишель, ищите вашего Понтия, только помните — если он действительно является исмаилитом или подкуплен этой дьявольской сектой, у него могут иметься тайные сообщники, и не в едином числе. Знаете что? Если вдруг вы обнаружите его, не пытайтесь захватить или убить, а пошлите вашего оруженосца ко мне за помощью или просто следите за ним. Хотите, дам вам сэра де Муалена и его копье в попутчики? Это опытные люди…

— Мы тоже, — самоуверенно заявил рыцарь. — Справимся.

Тут Гунтер осмелился вмешаться в разговор, потому что появилось одно немаловажное соображение:

— Господин бейлиф, нам говорили, будто ломбардец поехал в Руан. Там порт и, возможно, Понтий хочет плыть в Англию. Нам преследовать его за пределами графства?

— Конечно, — кивнул сэр Аллейн. — Давайте сделаем так: вот вам подорожная, — бейлиф черкнул несколько слов на чистом пергаменте и, капнув красным сургучом, приложил свое кольцо с печаткой. — Это даст возможность сесть на первый же корабль к Дувру, если выяснится, что ваш сэр Понтий отправился в Англию. Денег у вас хватит?

— Смотря на что… — замялся сэр Мишель. — Надо еще купить оружие…

— Вы без оружия? — изумленно поднял брови бейлиф, но потом, старательно подавив улыбку, добавил: — А, понимаю! Вы наверняка проиграли поединок и победивший рыцарь по праву забрал доспех?

— Так и было, — встрял Гунтер, останавливая Фармера, который явно собирался сказать сэру Аллейну грубость. Ведь бейлиф прекрасно знал, в какую историю попал сэр Мишель в монастыре Святой Троицы и какой именно поединок был проигран. — Разрешите откланяться, ваше превосхо… Простите, сударь.

— Идите, — бейлиф отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. — Да благословит вас дева Мария и святой Бернар.

— И вам того же, — проворчал под нос Гунтер, выходя из зала вслед за сэром Мишелем. — Ну вот, поздравляю, мы на государственной службе… Никогда не думал, что стану работать на английского короля!

Покинув замок бейлифа, сэр Мишель и Гунтер решили, прежде всего, как следует подкрепиться — с самого раннего утра у обоих во рту не было маковой росинки, если не считать опустошенные по дороге две банки сгущенного молока. Они разыскали более-менее приличный трактир, располагавшийся неподалеку от площади с церковью.

Заведение называлось «Кованый сапог», и, как подтверждение тому, над входом висел на толстых цепях немыслимых размеров литой железный сапожище. В зале сэр Мишель узнал двух-трех рыцарей, присутствовавших у бейлифа, приветственно кивнул им, но выбрал стол подальше от них, в самом углу, так, чтобы можно было обозревать весь зал, не пребывая на виду. Рыцарь уже с головой окунулся в свое новое дело и, по мнению Гунтера, корчил из себя эдакого Пинкертона. Впрочем, мысли свои германец оставил при себе, как и велел ему сегодня по дороге рыцарь, под гербом которого Гунтеру довелось служить. Будь они неладны, и герб, и рыцарь!..

Хуже всего было то, что германец отлично представлял, с какой именно непобедимой, коварной и жестокой организацией им предстоит связаться, если Понтий Ломбардский действительно имеет отношение к исмаилитам. Попытавшись вспомнить все, известные из книг и исторических документов сведения про Старца Горы и его последователей, Гунтер сделал неутешительный вывод: влипли! На счету убийц, глава которых сделал власть и жестокость самоцелью, были многие тысячи жертв — как простых людей, так и великих. В основном погибали люди известные — султаны, визири, полководцы. Фидаи — так иногда называли исмаилитов — отправили к праотцам восемь восточных государей, включая трех халифов, многих шейхов, наместников и правителей. Крестоносцам тоже не очень везло — старый граф Раймунд из Триполи был зарезан фидаем, а Конрад Монферратский, как вспомнил Гунтер, должен погибнуть от руки асассина через три года. Однако сейчас маркграф Конрад жив. Если будет желание, его смерть можно даже предотвратить…

Глава исмаилитов, некий Хасан ибн Саббах в начале двенадцатого века создал свое учение, не слишком отличавшееся от законов шариата и Корана, но в то же время совершенно новое. Хасан придумал имама, которому «известны все замыслы божьи», а главный постулат исмаилитской ереси звучал так: «Познание бога разумом и размышлением невозможно. Познание возможно только личным поучением имама.» Все человечество, не признающее имама, известного одному Хасану ибн Саббаху, погрязло в заблуждениях. Таким образом, мусульмане, не принадлежащие к исмаилитам, попадут в ад, христиане и иудеи — тоже. Каждый, не исповедующий учение Старца — нелюдь, а если кто-то смеет противостоять исмаилитам в открытую — то его смерть неизбежна.

Хасан ибн Саббах, захватив крепость Аламут, распространил свое влияние вплоть до побережья Средиземного моря на западе и Багдадского халифата на востоке, и стал властелином никем не признанного государства. Исмаилиты террором или обманом заняли множество крепостей вокруг Аламута, используя свою славу непримиримых врагов сельджукских завоевателей. Но сейчас, когда часть Палестины находилась под рукой христиан, а Саладин изрядно поприжал исмаилитскую вольницу, могущество секты пошло на убыль и фидаи все чаще нанимались к людям, не имеющим отношения к учению Старца. В том числе и к некоторым христианам, коим требовались услуги прекрасно обученных убийц…