Сад нашей памяти - Мэри Эллен Тейлор

– Ты у меня мудрая женщина.

– С тех пор как Коултон вернулся, он держится один. Только сыновья да работа. Я впервые наблюдала, чтобы он так смотрел на женщину, как глядел сейчас на тебя.

– Что?

Сьерра с чувством закатила глаза.

– Ой, я тебя умоляю! «Мы застекляем оранжерею», – низким гортанным голосом передразнила она. – Это, знаешь, все равно что пригласить к себе в спальню, чтобы показать гравюры.

Либби уже подумала, что как не вовремя его принесла сюда нелегкая.

– Он просто проявлял любезность.

– Ну да, со мной. А к тебе он откровенно клеился!

– Он всего лишь предложил мне заснять восстановление оранжереи.

Сьерра ей подмигнула с почти театральным комизмом:

– Ага, себе можешь это рассказывать!

Когда Коултон подошел к ней близко, гормоны у Либби и вправду заиграли. И, если честно, тот факт, что Коултон пережил столь тяжелую потерю, делал его еще привлекательнее в ее глазах. Ей не нужен был мужчина, не получивший от сражений с жизнью ни единого шрама.

Сьерра рассмеялась:

– Как там – фраза из фильма? «Девчонки любят шрамы».

– «Боль проходит».

– «А слава – это навсегда»[11].

Либби с легкостью рассмеялась, позволив себе хоть на краткий миг насладиться ощущением радости и оптимизма.

Сьерра зашла наконец в здание и включила свет.

– Пожалуй, это последнее место на планете, где бы я могла закончить свои дни.

Да, это было совсем не то, к чему они обе когда-либо стремились. И будь у них выбор лет пять назад, они бы одинаково отказались от такого хода своей жизни. Но тем не менее они пришли именно к этому.

– У меня в ближайшее воскресенье вечеринка намечается. Без наворотов – только барбекю и пиво. Ты уже успеешь вернуться со свадьбы?

– Да, я еще в середине дня приеду.

– Отлично. Тогда приходи.

– А по какому поводу? – спросила Либби.

– Новое бизнес-начинание. Чудесная погода. Днюха у приятеля подруги… Мне на самом деле не нужен повод для вечеринки в кругу друзей.

Первой реакций Либби было отказаться, сославшись на работу. Но вместо этого она ответила:

– Ладно, приду.

– Здорово. – Сьерра улыбнулась: – Знаешь, эта история с Элайной по большому счету может оказаться очень даже неплохой.

– Но сейчас мне от этого чертовски больно и обидно.

– Ну, ведь у нас с тобой высокий порог боли.

– Ага, нам повезло.

Сьерра крепко обняла Либби. Ее подруга не признавала быстрых объятий – «мимоходом тиснуться», как она это называла. Если уж она кого-то обнимала, то крепко, от души прижимала к себе, в физическом контакте передавая этому человеку все свое доброе расположение и наилучшие пожелания.

– Я рада, что ты вернулась в Блюстоун.

– Ну, фактически я сплю пока что на диване. Так что я не совсем еще вернулась.

– Вернулась. Просто ты этого еще не поняла.

Коултон

Коултон видел Либби в понедельник в Вудмонте и не мог не заметить, с каким напряженным лицом она отходила от особняка. Он уже хотел ее окликнуть, но Либби шагала очень быстро и вид у нее был такой, будто ей чертовски хотелось поскорее убраться восвояси. Следующей из дома вышла Лофтон, и лицо у нее было отнюдь не более счастливым.

Лофтон была мозговитой девчонкой, но в то же время и слишком избалованной. Элайна всегда чересчур потакала своей дочери, что в целом для нее было совсем не характерно. Коултон понял, что между Либби и Лофтон что-то произошло, и готов был поспорить, что именно Лофтон пустила ту искру, которая разожгла пожар. Здесь могло быть множество подводных течений – но для него, как управляющего, главное было держаться подальше от этих трений, целиком сосредоточиваясь на работе и в особенности на сыновьях.

И тем не менее мысленно он постоянно возвращался к Либби и к тому утру, когда она невзначай пришла к его порогу. За спиной у нее сияло первыми лучами восходящее солнце, подсвечивая ее так, что у Коултона на миг даже замерло дыхание. За чашкой кофе он уловил затаенную страсть в ее глазах и понял, что он ей желанен. Будь у них тогда возможность как следует тогда уединиться, они бы точно не ограничились кофе.

– Черт, – пробормотал он под нос.

Коултон потянулся за толстым жгутом из переплетшихся лиан и отвел его в сторону от низкой дикой поросли, что плотно, по всему периметру обступила оранжерею. Выпутывать эти густые и задревесневшие побеги жимолости получалось особенно долго. Не только сами лианы прочно обжились у стен зимнего сада, но в густых зарослях обосновались и змеи с мышами, и теперь они были совсем не рады тому, что он рушит их жилища. Кроме того, повсюду там вился и ядовитый плющ, неизбежно вызывавший зуд на коже. Иначе говоря, природа делала все возможное, чтобы «отжать» у людей оранжерею.

– У тебя заметный прогресс, – услышал он голос Элайны.

Коултон обернулся. Элайна показалась ему еще более похудевшей и усталой. Что бы там ни произошло у них с Либби, это заметно сказалось на хозяйке поместья.

– Да, медленно, но верно, – отозвался он.

– Очередной сложный и бессмысленный проект, – молвила Элайна. – Может, я сглупила? И надо было здесь просто все снести?

Было уже немного поздно задаваться подобным вопросом, усмехнулся про себя Коултон.

– С чего это вы вдруг? – спросил он вслух, сразу же вспомнив огромный контейнер для строительного мусора, который он уже доверху навалил лианами и сгнившими остатками растений.

– Если мы и решим когда сдавать поместье под праздничные мероприятия, оранжерея денег нам все равно не принесет. В Вудмонте есть много других мест, требующих твоего внимания.

– Со старинными имениями вроде Вудмонта всегда такое происходит, Элайна. Оно всегда будет требовать для себя большего.

– Но я хочу узнать, что ты об этом думаешь.

– Почему для вас так важна эта оранжерея?

– Это семейное наследие.

– Для Лофтон?

– Лофтон безразлична к Вудмонту. У нее никогда не было и не будет к нему интереса.

– Тогда зачем вы вкладываете в это столько сил и средств? – настойчиво спросил Коултон. Он никогда еще не видел Элайну в таком упадке духа и нерешительности.