Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева

О том, что за ним могут следить и, скорее всего, следят — об односторонне проницаемом стекле и слышать доводилось, и в натуре сталкивался — Седой не думал. Возможность наконец если не сквитаться, то хотя бы… «Спокойно», — снова остановил он себя. Продышись и сосредоточься на главном. Месть должна быть не целью, а результатом, даже побочным, только тогда она успешна.

Изредка машину потряхивало, несколько раз ненадолго останавливались, то ли у светофоров, то ли у постов. Седому было не до этого. Он писал отзыв. Привычно держа равнодушно спокойное выражение на лице, иногда перечитывая некоторые фразы или целые абзацы. То ли ехали долго, то ли он думал быстро, но, когда машина остановилась, у него уже был готов развёрнутый аргументированный и подчёркнуто объективный отзыв. Осталось только сесть и написать. Или доложить устно. Ну, это уже, как прикажут.

— На выход, — и повелительный жест, приказывающий оставить папку, как была.

Да пожалуйста! Всё, что надо, уже в голове и недоступно любому обыску и любой конфискации.

Стандартный небольшой гараж без окон, крохотный — на одного — лифт без кнопок и табло. Совсем интересно. Дистанционное управление, скорее всего, но зачем?

Остановка, дверь отъезжает вбок, открывая короткий коридор. Так. Ни души, плотные, гасящие звук циновки на полу, матовые полушария ламп на потолке и пять одинаковых дверей без номеров или табличек. По две с каждой стороны и одна в торце. Оглянувшись, Седой убедился, что закрывшаяся за его спиной дверь лифта ничем не отличается от остальных. И в которую ему теперь?

Словно услышав непроизнесённый вопрос, дверь в торце медленно беззвучно отъехала в сторону. Ну, что ж, приглашают достаточно вежливо, могли и жёстче. Будем ценить.

За дверью небольшой, но просторный от хорошего освещения и минимума мебели кабинет. Посередине большой овальный стол с задвинутыми под него стульями, на трёх стенах демонстрационные доски с зажимами, мелками и тряпками, включены лампа на потолке и подсветка у всех досок, и, разумеется, никаких окон. На столе небольшая стопка писчей бумаги и ручка.

— Отзыв готов?

Седой обернулся на прозвучавший за спиной вопрос. В открытых дверях стоял молодой мужчина в сером костюме, но вот лицо… живое и вполне запоминающееся. Даже с особой приметой — белой полоской шрама над правой бровью.

— Да, господин.

— Сдать отзыв через полпериода, — и кивок, заставивший повернуть голову к настенным часам.

Когда Седой отвёл взгляд от циферблата, в кабинете уже никого не было, а дверь плотно закрыта.

Ну, задание получено и не сказать, что невыполнимое. Значит, сядем и будем писать. Но почему такие сложности и выверты? Вернее, зачем? Скорее всего, догадка о каких-то конъюнктурных, а, может, и политических играх верна, и Таррогайн даже не пешка, у которой есть свои ходы, и не разменная карта, а ещё меньшее. Что уж тогда говорить о себе самом. И напишем так, как сложилось в голове. Поскольку… к аггелу! Игры играми, но ни словом, ни буквой он не покривит. Как думал, так и напишет.

Листы уже пронумерованы и проштампованы. Штамп… не видел раньше такого. Похоже на стилизованный и упрощённый герб какого-то рода. Тоже интересно, но в данный момент несущественно. Если ему этим на что-то намекали, то намёк пропал впустую. Не знаток он родословий и прочей… генеалогии.

Писалось не то, что легко, но без остановок и раздумий. Закончив, он задумался над подписью. И поставил свой номер. Всё равно будут перепечатывать, там и проставят положенное.

Седой поднял глаза на циферблат и усмехнулся. Надо же, в двадцать девять долей уложился. Ну и отлично. И перечитывать, и исправлять что-либо не нужно. Как получилось, так и сдадим.

За спиной тихо щёлкнул дверной замок. Седой встал и развернулся лицом к двери, заложил руки за спину: зачем напрашиваться на неприятности там, где это совсем не нужно.

Вошли трое. Тихушник со шрамом сразу прошёл к столу, взял исписанные листы, быстро не так прочёл, как просмотрел, присвистнул, кивнул и так же быстро вышел, унося отзыв. А двое остались стоять у двери. Высокий в серой форме без знаков различия и маленький щуплый подросток в рабской одежде.

— Вразумляй! — рявкнул командой тихушник и вышел, захлопнув дверь.

Дважды щёлкнул наружный замок.

Седой оторопело уставился на мальчишку. Такого в его жизни ещё не было. Нет, конечно, приходилось вводить в курс дела и новокупок, и даже новообращенных, достаточно вспомнить того рыжего сержанта, но всегда он это делал по собственной инициативе или по просьбе, скажем, кого из Старших. Но по приказу… Странно. И чем внимательнее он разглядывал… объект вразумления, тем более ему это не нравилось. Одежда… обычная рабская для внутренних работ. Ошейник… на месте, взрослый, но заклёпан без запаса. Клеймо… Огонь Великий! Квадрат с диагональным крестом! Измена Родине?! У мальчишки?! Да… Лицо… Да какой же это мальчишка? Морщины в углах глаз, горькие, вполне взрослые складки от носа к губам. Они ровесники! И усталая ненависть в глазах. Так это… не ургор. Согайн? Как, откуда?! Зачем?! И тогда клеймо не изменника, а пленного. Уже война?

Он повторил это вслух.

Бледные тонкие губы согайна тронула горькая улыбка.

— Ещё нет.

Он выговаривал ургорские слова с правильной отстранённостью.

— Мои разработки сочли перспективными и потребовали продолжить их здесь. Я отказался. Вы понимаете меня?

Седой медленно кивнул.

— Да. Вы…

— Моё имя вам не нужно, — перебил его согайн. — Как и мне ваше. Вы работаете на свою страну. Это понятно. Я на чужую страну работать не хочу. И не буду.

Седой оглядел стыки потолка со стенами. Глазков камер незаметно, хотя… Интересно, какая из досок стеклянная? Из одностороннего стекла. Или все три? Три отдельных кабинета для разных наблюдателей, и тогда комната просматривается с трёх сторон, чтобы ни клочка «мёртвого» пространства.

— Вы знаете, что вас ожидает?

— О да. Меня предупредили. Цитирую. О шахтах мечтать будешь, — согайн улыбнулся. — Вы согласились работать на них не из-за страха, так?

— Да, — после небольшой заминки согласился Седой.

— Так почему я должен руководствоваться страхом в своих поступках?

— Логично.

— Вот именно… коллега.

Согайн склонил голову, показывая окончание разговора. Седой ответил тем же.

Несколько мгновений тишины, щелчок замка, и вошедший конвоир коротким жестом приказал согайну выйти. Седой остался стоять в одиночестве. О том, что происходило, что и как говорили за стёклами — в подлинном назначении этих досок он теперь не сомневался — можно догадываться, но… не нужно.

За каждой из досок-окон состоялся свой разговор.

— Вот скотина! Он, видите ли,