Диетлэнд - Сарей Уокер

Я просидела в кафе до самого закрытия, отвечая на письма оставшихся девочек и предлагая им на выбор книгу Верены или Марло. Затем я открыла таблицу с электронными адресами, которую отправляла Джулии; таблица все еще была у меня на рабочем столе. Я просмотрела адреса и партиями отправляла девушкам письма – предлагала выслать им книги, и, если бы им захотелось, мы могли бы вместе обсудить их по электронной почте. Если бы хоть одна или две из пятидесяти тысяч девочек согласились, это того стоило.

Я хотела начать свой собственный проект. Возможно, это было бы лучшим использованием моего времени, чем кража нижнего белья. Я бы незаконно писала девочкам Китти, став преступницей иного рода.

* * *

В течение нескольких дней с тех пор, как я начала собственный проект, я получила множество запросов на «Теорию сексуальности» и «Приключения в Диетлэнде». Часами я заворачивала книги в бумагу, писала адреса и относила свертки на почту, что, впрочем, оставляло мне меньше времени на то, чтобы шататься по городу и совершать глупости.

Однажды днем, возвращаясь с почты, я свернула за угол на Тринадцатую улицу и увидела Джулию, балансирующую по тротуару впереди меня на высоченных каблуках и тянущую за собой маленький чемодан. Она была в бежевом тренче, как обычно, и, обернувшись назад – скорее испуганно дернувшись, – заметила, что я иду за ней. За то долгое время, что я не видела Джулию, хотя за столом в красной кухне ее часто обсуждали, она стала для меня словно мифическим существом. Увидеть ее на улице было все равно что внезапно заметить животное, занесенное в «Красную книгу»; хотелось то ли сфотографировать Джулию на телефон, то ли внимательно рассматривать в бинокль.

– Я к вам переночевать, – сказала Джулия, когда я поравнялась с ней. На щеках Джулии виднелись черные подтеки.

– Что у тебя с лицом?

– Небольшая «авария» на работе. Тушь! – ответила Джулия, пытаясь стереть полоски с лица. – Если вдруг интересно, день был плохой. Мы распаковывали партию товара. Одна из стажерок – Эбигейл, или Анастасия, или как там ее – возьми да и заберись в упаковочный ящик. Ее чуть не раздавило несколькими тысячами коробочек с карандашами для глаз. До сих пор хромает. Эти девчонки ни на что не годятся. Маленькие Китти, все они.

– Котятки, – вставила я.

Джулия попросила меня пойти вперед нее, а сама двинулась следом, волоча чемодан. Я была рада, что Руби и Верена уехали в Вашингтон на пару дней, чтобы присутствовать на собрании по поводу «Отуркенрижа»; Верена бы не одобрила ночевку Джулии в «Доме Каллиопы».

Марло удивилась при виде нас обеих в дверях.

– Она жива! – воскликнула Марло и чмокнула Джулию в щеку. Взгляд Джулии оставался пустым. Она вошла в гостиную и вытащила из переднего кармана чемодана полиэтиленовый пакет, доверху заполненный косметикой.

– Для стипендиального фонда, – сказала она, передавая пакет Марло. Та объяснила мне, что Джулия уносила с работы (читай – похищала) профессиональную косметику, и они потом продавали элитные продукты в интернете, а на деньги от продаж помогали женщинам из рабочего класса оплатить учебу в колледжах.

Джулия небрежно скинула с себя тренч и бросила на стул, а сама откинулась на спинку дивана, не утруждая при этом себя разговорами со мной и Марло.

– Не подходи к ней, – прошептала мне Марло, прежде чем исчезнуть за дверью. – Это займет некоторое время.

– Что займет?

– Трансформация. Смотри, и увидишь.

Поморщившись, Джулия сняла каблуки и принялась массировать красные, опухшие ступни. Она сняла серебряные украшения – серьги, ожерелье, браслет и кольца – и положила их на журнальный столик. Затем она залезла в вырез блузки, пошарила там и вытащила что-то вроде двух розовых желеобразных бугорков – свою «грудь» – и положила «ее» рядом с украшениями. Затем вытянула из-под блузки бюстгальтер, розовый, от V******** S*****.

Сняв туфли, украшения, «грудь» и лифчик, Джулия поднялась наверх, чтобы стянуть с себя утягивающее белье и «Тростинц», который чудесным образом превращал ее пышные формы в подростковые угловатости – образ «стриптизерши», как она это называла. Она смыла косметику с лица, потом приняла душ. Когда она через тридцать минут спустилась вниз в леггинсах, простой майке и в бейсболке на голове, я не узнала ее. Передо мной была другая женщина.

– Да, это я, Джулия, – театрально объявила она, видимо, заметив изумление, отразившееся на моем лице. Из диснеевской принцессы она превратилась в уставшую тридцатилетнюю женщину. Только голос ее остался прежним.

На кухне она долго рылась в холодильнике и вытащила оттуда ножку индейки, картофельное пюре, а также ведерко фисташкового мороженого и тарелку с коржиками на масле, которые я испекла с утра. Она уставила тарелками стол и жадно принялась за еду. Вообще-то, я отложила ножку индейки в холодильнике для себя, но ничего не сказала Джулии. Она с особенным смаком обгладывала сочное мясо с кости.

В другой ситуации я бы присоединилась к ней, но я зачарованно смотрела, как она набивает рот в тени великанских джинсов Юлайлы Баптист. Обычно Джулия была такой сдержанной. Но тут она обглодала ножку индейки, умяла картофельное пюре и принялась за мороженое с коржиками.

– Сколько здесь калорий? – спросила она, беря с тарелки коржик; в уголках ее губ блестели капельки жира.

– Я бы сказала, по паре сотен в каждом.

– Вот блин. – Джулия положила надкусанный коржик обратно на тарелку.

Никто в «Доме Каллиопы» и не заикался про калории, но Джулии нужно было поддерживать фигуру для работы. Чтобы вписаться в коллектив «Остен Медиа», она обязана была соблюдать строгую диету.

– Я так больше не могу. Женщины в моей семье никогда не были стройняшками. Это заведомо проигранная война. Знаешь, почему женщины в «Остене» такие сучки? Они с ума сходят от голода.

– Тогда почему бы тебе не бросить диету?

– Не могу. В свете последних событий я набрала несколько килограммов. «Тростинц» уже не может это скрыть. Если сучки из «Остена» заметят, что я поправилась, то поймут, что я не одна из них. Они перестанут мне доверять.

Эта Джулия даже говорила по-другому. Голос был тот же, но слова, интонации…

– Я никогда не была частью их тусовки, поэтому не знаю, что это такое, – призналась я.

– Ты думаешь, я – часть их тусовки? Я притворяюсь. Притворяюсь, что худая. Притворяюсь, что белая. Ты знаешь, что моя мать была черной?

Джулия сняла бейсболку, чтобы показать мелкие шелковистые черные кудряшки.