Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин

стад, иногда все же обсуждаем эту раздвоенность и приходим к тому, что в создании сущностей с поведением обратного рода принимала участие лишь одна из великих условностей, удаленных бесконечно от нашего понимания: либо Создатель сотворил эти особи при отсутствии Намерения, либо наоборот. Так или иначе, но свобода двойственной плоти в Божественном стаде не ограничивается никак, и известны примеры, когда сущности добиваются определенных высот в обстоятельствах, кажется, не соответствующих их изначальному роду. Так, например, бык по имени Огонек — в проекционной иллюзии имеющий тень по имени Марианна, — бесконечно идущий по великому Тракту в карнавальной толпе и украшенный Пастухами не хуже любой коровы, признан в Божественном стаде на зависть другим коровам самой красивой коровой и уподоблен звезде, сияющей на поверхности… Телка по имени Рыбка, с круга второго, проявив свой бычий характер, получила новое имя: Буян, и Хозяин распорядился надеть на нее усмирительное кольцо и позволил ей посещать великие скотобойни, где она вместе с наказанными быками в первых рядах по собственному желанию участвует в кровопролитных сражениях, от одного вида которых скотина обычно немеет, теряет рассудок и падает в обморок… Есть, впрочем, на плоскости уникальные случаи изменения парнокопытности на непарнокопытность, связанные с влиянием на сущность потусторонней иллюзии, то есть прыгая в никуда, молодые бычки, телки, а иногда и особи второго и третьих кругов возвращаются из ниоткуда скотиной другого вида, причем в том моменте движения, на котором находитесь вы, явление это становится не таким уж и редким, теряя свою уникальность, но подробнее об этом — на сорок восьмом столбе…

Конец второй части.

Часть третья

Долина и пустыня

42. Илона-заступница

Так, слушая Пастуха, стадо приблизилось к очередному столбу, возле которого телки, идущие первыми, остановились как вкопанные, как будто наткнувшись на невидимую преграду. Образовался затор, но задние обошли передних по краю дороги, и вскоре все стадо окружило и с удивлением разглядывало предмет, которого, по разумению телок, на плоскости быть не могло: это был фантик от проекционной конфеты, валявшийся на пыльной дороге, причем впечатление было такое, что фантик этот только что брошен, то есть конфету кто-то только что съел.

— Кто же здесь поедает конфеты? — удивилась Лисичка.

— И кто же их раздает? — сказала Солдатка.

— Возможно, фантик занесла промелькнувшая птица, как они заносят разные зерна, — предположила Кувшинка.

— Или, — сказала Антонина-гадалка, — сюда проникло потустороннее нечто и оставило этот след…

Ириска потыкалась носом, слизнула фантик с дороги и, помусолив его, объявила:

— Конфета — точно была «барбариска»… — И пустила струю.

Пастух протиснулся в центр круга, заставил Ириску вытянуть свой любопытный язык, снял с него фантик, расправил, аккуратно сложил, спрятал в сумку и стал объяснять:

— Фантик этот не след потустороннего нечто, его не занесла сюда промелькнувшая птица, но это действительно была «барбариска», причем не только конфета, но, может быть, и корова, полное имя которой: Барбариска-Илона-заступница… Собственно говоря, дело тут не в конфете и даже не в этой корове по имени Барбариска с прибавлением Илона-заступница, которая, вполне вероятно, тут недавно прошла и наверняка еще встретится вам на ваших кругах, но в ее потусторонней проекции, прославившей в Божественном стаде эту самую Барбариску, не совершившую здесь, на плоскости, ничего более или менее значительного, что могло бы принести ей известность и тем более возвысить ее над остальными коровами. Это единственный в своем роде пример, когда сущность возведена всей скотиной в ранг знаменитых и уважаемых особей — исключительно благодаря заслугам своей бесплотной проекции, которая боролась из нереального мира за сущностные права и скотскую независимость, самоотверженно отстаивая из ниоткуда единственно правильный взгляд на всеобщий порядок вещей. Других подобных примеров на плоскости нет.

И, двинувшись вперед по дороге, Пастух стал рассказывать телкам историю коровы, прославленной в Божественном стаде своей потусторонней иллюзией:

— На первом кругу, если вам интересно, эта самая Барбариска была частично помнящаей себя, неопределенной телкой, которая помнила, что очень любит конфеты и особенно «барбариски» — за что и получила свою изначальную кличку. После успешного прохождения нулевого столба эта обычная светло-коричневая коровка с белым треугольником на груди и одним белым ухом, скромная, в меру упитанная, довольно веселого нрава родила одного теленка, выкормила его и попала в стадо таких же обыкновенных, не наделенных какими-то исключительными признаками коров, которые спокойно и мирно пасутся на лугах Божественной плоскости, совершая безостановочное движение, предписанное всей скотине великим законом. Правда, с третьего круга было замечено, что Барбариска более задумчива, чем остальные ее согуртницы, заторможена и, проходя область туманных грез, опускает голову и смотрит вниз так подолгу, как будто что-то там видит помимо серой дорожной пыли. Оторвать ее от этого разглядывания поверхности и тумана под своими копытами мог только окрик или удар бича, но к последнему прибегали редко — Барбариска была очень пуглива, и, чтобы заставить ее двигаться дальше, Пастуху приходилось брать ее за рога и буквально тащить. Под конец третьего круга Барбариска призналась своему Пастуху, что никак не может уйти в проекционные ощущения, то есть нырнуть в никуда и вернуться из ниоткуда, как это спокойно делают ее подруги по стаду, когда хотят разбавить однообразие пастьбы общением с мертворожденными призраками в потусторонней иллюзии. Мало того, добавила, что постоянно испытывает странное чувство беспомощности и иной раз какой-то растерянности, безволия, как будто она не сущностная, великая, Божественная корова, а какое-то бесплотное тело, умозрительно совершающее движение по великим кругам, тогда как реальное ее воплощение находится где-то там, в недоступной для нее иллюзорной бессмысленности, связь с которой у нее настолько слаба, что оттуда ей поступает только одно желание: полакомиться конфетой, причем обязательно «барбариской». Пастух сразу понял, что проникновения несуществующего искаженного здесь быть не могло, поскольку корова вроде бы не способна была уходить в проекционное никуда, но случай все равно был уникальный, требующий подключения высшего разума, — как это так, корова в сущностном мире чувствует себя наподобие бесплотной проекции, подозревая, что реальная ее плоть находится в потустороннем нигде? Как полагается, было доложено о странных ощущениях этой коровы Хозяину, который, внимательно изучив ее поведение и сам удивляясь, констатировал следующее: сущностью своей Барбариска как раз большей частью, то есть почти постоянно, находится в проекционной иллюзии и поглощена ею настолько, что почти не ощущает себя в настоящей реальности, причем не может она почувствовать себя в потустороннем нигде в силу того, что все ее сущностные возможности передались бесплотному отражению, оставив Божественную корову совершенно без сил и в полном