Волчья тропа - Даха Тараторина

Серый рассказал очень много. Больше, чем я сама могла бы спросить. Как прошло его детство, где он играл с друзьями и как они, испуганно вереща, разбегались от строгих взрослых. Не узнала я лишь одного — зачем он вернулся в Городище. Только ли из-за желания разбудить старые воспоминания?

Мы изучали заброшенные дома, узкие проходы, куда никто больше не заглядывал. В столице, где за каждую сажень места знающий торговец отвалит мешок золота, особенно странно увидеть пустынные дворы-призраки, заваленные старыми коробами, досками, ветками и прочим мусором. Иногда Серый бесцельно ходил по этим развалам, поддевая ногой то один, то другой кусок деревяшки. Но ничего не говорил. Наверное, там жили его друзья когда-то. Наверное, никто не захотел селиться там, где раньше жили оборотни. Наверное, ему просто было грустно. А потом он улыбался, хватал меня за руку и вёл дальше: покупать сахарные леденцы, примерять цветастые бусы, от покупки которых, в отличие от леденцов, я отказывалась — куда носить-то? Перед зайцами хвастаться?

И в этом был весь мой муж. Проведя с ним рука об руку целый день… Да что уж там! Полжизни проведя с ним рука об руку, я так ничего и не выяснила. Говорить он мастер. А вот рассказывать ничего так и не стал. Ничего же, сам напросился. Я тоже не лыком шита.

Берест был старым опытным воином. Настолько старым, чтобы помнить, как в Городище хозяйничали оборотни, как они выгнали из столицы каждого захудалого карманника, и настолько опытным, чтобы не мешать городничему, когда тот решил истребить волков. Любор тоже не был дураком. И, наверное, спустя время, поостыв, смекнул бы выгоду. Волки ведь и денег за службу не просили и родные места караулили почище любого кметя. И горожане спокойны, довольны.

Но Любор — нет. Никто ведь не был уверен, что его отца убили именно оборотни. Да и, если по совести, туда ему и дорога. Прежний городничий больше был охоч до пива и крепких бабских задов, чем до дел государственных. Помри он своей смертью, никто горевать бы не стал. Разве вздохнули бы с облегчением. Сын, супротив отца, вырос головастым. С отрочества разобрал, на каком свитке закорючку стоит поставить, а какой гонцу засунуть в… обратно в суму, в общем. Но вот угораздило — отца Любор любил. Да и кого ещё ему любить? Не девку-служанку же, которую по пьяни старый развратник затащил в опочивальню? Баба понесла, а прежний городничий почему-то велел отправить её в отдалённую деревню к родне только после того, как взял сына на руки. А та и рада откупиться нагулянным ребёнком от ненужных ласк. Поговаривают, ещё денежку себе выторговала.

Берест хмыкнул в усы. Попадись прежний городничий ему в тёмном переулке, он бы и сам вдоволь накормил его железом. И так всем ясно было, что мальчишка лучше справится с должностью.

Если бы он только не любил так сильно отца…

Мерзавец подгадил городу в последний раз — нарвался на волков. Небось опять приставал к какой девке, как не раз бывало, за то и поплатился. Как свинья жил, так и помер. Тёмной ночью кто ж увидит-узнает? Но добрые люди нашлись. Донесли юнцу, как умер его папаша.

Кабы у Береста было поболе времени, кабы был у сироты ещё хоть кто-то в целом мире, кого он мог любить, может, старый воин и сумел бы его успокоить. Но Любор скрепил сердце раньше.

Он и правда стал хорошим правителем. Сначала Городище росло и богатело, торговцы съезжались из соседних государств и ни один не возвращался домой обиженным.

Если бы только не волки…

Ни один год Любор заслуживал доверие кметей. Ни один год ходил с ними в поля и проливал пот и кровь на тренировках. В конце концов, ему доверились и воины, и миряне. Доверились настолько, что, когда он заявил, мол, волки держат нас в страхе и должны быть убиты, многие поддались. Чужая сила всегда манит и внушает страх. Свора собак загрызёт одного волка, как бы силён он ни был. Берест был достаточно мудр, чтобы не останавливать мальчишку, испившего, наконец, крови. Но и не соглашался с его решением. Он, конечно, убивал оборотней. Кто-то успел пустить и ему кровь, других старый вояка исхитрился насадить на меч. Но не со зла. И даже не из боязни нарушить приказ. А лишь надеясь, что, накормив глодающую кости месть, Любор образумится и станет больше радеть о городе. Но не срослось. Опьянённый властью, юнец решил, что слишком многие успели сбежать. У волков тоже оставались друзья. Раньше…

Едва завершив бойню, городничий открыл охоту. Добрая половина казны уходит с тех пор на доносчиков. На входе в город охранники ищут оборотней, а не убийц и воров. Среди тех, кто ещё помнит волков, большинство, от греха подальше, заявляет, мол всё бабкины сказки. А кто не помнит, тот в то даже верит. Но лишняя монета никого ещё не оставляла равнодушным, так что при малейшем подозрении с докладом к тому же Бересту — доверенное всё ж таки лицо — бегут и те, и другие. Любора это устраивает. Теперь он в силах не только перебить оставшихся волков, но и предать их забвению, заставить людей поверить, что они не предают бывших защитников, а лишь передают из уст в уста досужие сплетни. Вот и вышло, что Городище не бедствует, но больше и не процветает.

Берест кивнул молодому стражнику с только начавшими пробиваться усами, чтобы он не мучил допросом старуху с подозрительно оттопыривающейся юбкой. Решила баба сэкономить на пошлине, припрятала мешок свёклы, а эти уже хвост ищут. Дурачьё… Хотя чего уж там? Именно Берест присоветовал некогда охранникам искать у въезжающих в город зубы да когти. Он-то прекрасно понимал, что оборотня так просто не узнать. Да вообще никак не узнать, если по правде. Но такие шумные проверки стали тревожным колоколом для волков. Ни один в здравом уме в Городище не сунется, а это значит, что и Любору спокойнее заживётся.

Сторожить ворота — занятие невесёлое. Берест вполне мог бы выхлопотать себе и более хлебное место мало не в княжеских палатах. Или хотя бы при дворе городничего. Звали. И не раз. Но хоть кто-то же должен действительно охранять ворота, а не искать мифических чудовищ? Молодёжь нынче больше обеспокоена подсчётом деньжат, вырученных за день. Нужно ведь ссыпать в карман ровно столько, чтобы и на вечернюю выпивку хватило и старый пень (Берест усмехнулся) не приметил и не доложил. А Берест между тем уже развернул сегодня двоих ловких воришек, успевших стащить пригоршню монет у горе-охранников, а вчера лично сдать в руки невозмутимому палачу разбойника, что не могли поймать аж с весны.

Стражники же с завидущими глазками строго досматривали разве что молодых фигуристых девок, а тех же вчерашних цыган, устроивших такой балаган с плясками, что и вражеское войско прошмыгнуло бы незамеченным, пропустили, ни слова не сказав. Срамота, да и только. Берест даже отошёл вздремнуть в тень, побрезговав разбираться с суматохой.

— Эй, уснул никак?

Берест медленно повернул голову на голос. Он и сразу услышал недовольного мужика, как бычок, нетерпеливо роющего землю пяткой. Просто группка охотников его не заинтересовала. Вояка окинул мужиков тяжёлым взглядом и собирался так же медленно отвернуться.