Волчья тропа - Даха Тараторина

— Если ты, заморыш, просто решил заработать на слухах лишнюю монету, и думать забудь. Если ты и правда видел волка, забудь тем более. А если ты оказался таким дураком, что разозлил его, помоги тебе Боги. В любом случае, для своего же блага, забирай дружков и проваливайте из Городища. И лучше бы тебе самому поверить, что оборотней не существует.

Гринька задёргался, захрипел, попытался спихнуть с себя здоровенный сапог. Куда там! Только рубаха по швам затрещала. Берест и с места не двинулся, только сильнее прижал ногу. Чтоб неповадно было.

— Да пошёл ты, — выплюнул охотник срывающимся голосом. Глаза его наливались кровью, всё больше походя на глаза бешеного пса.

— Ты мне воду тут не мути, — пригрозил Берест, прикидывая, что будет, если охотник извернётся и укусит его, — не нужны нам тут больше оборотни. Хватило.

— Мне тоже.

На стороне Береста был многолетний опыт. Он стал хорошим воином и никогда не пропускал серьёзных ударов. Но гадёныш исхитрился достать походный нож и всадить в ступню врага. Берест закричал от неожиданности. Не дело воину голосить, как девке, но тут уж не до чести.

Гринька, хорошо понимавший, что в честном бою супротив воина ему лучше не становиться, на карачках отползал в сторону дружинного дома. Отползал не глядя назад, не упуская из виду зажимавшего рану и очень злого Береста. Отползал до тех пор, пока не уткнулся во что-то спиной.

Берест выругался.

Из дружинного дома выходил Любор.

Как назло, городничий именно сегодня решил проведать кметей. К кому он заходить-то мог? Почти все, небось, сейчас прохлаждаются за кружкой пива. Неужто озаботился раненым на охоте десятником? Так тот сам дурак, попытался у чужого пса гуся из зубов вырвать. Берест сам при том был. Но Вавула достаточно горд, чтобы травить байки, дескать волк цапнул. Правда, недостаточно, чтобы не врать. Видать, потому Любор и пошёл его проведать. Мало ли что за волки ходят окрест?

Городничий упёрся сапогом в спину испуганного охотника. Хотел было помочь ему подняться. Не стал. Нахмурил соболиные брови, приметив свежую кровь на камнях.

— Кто таков? — спросил он, обращаясь к Бересту, а не к Гриньке.

— Так… — Берест хмуро отряхивал запылившиеся порты, поняв, что попался, — сказочник.

Любор перевёл тёмный усталый взгляд на сидевшего на земле. Гринька поёжился. Он видел оборотня и знал, каким страшным зверем тот был. Но от глаз городничего веяло такой глухой тоской, какой ни у одного животного не встретишь. Это был взгляд человека, которому нечего терять. Не старый ещё красивый мужчина был мёртв внутри. У него осталось лишь одно желание, которое он кормит собственной душой и которое не даёт умереть ему. Если слухи не врут, этот человек ненавидит оборотней так же сильно, как и он, Гринька. Если же врут… Где наша не пропадала?!

Охотник перевернулся с зада на колени и как был, с колен зашептал, глядя прямо в эти страшные пустые глаза, отвечая им таким же взглядом:

— Оборотень. Я знаю, где искать. Мне нужна ваша помощь. Больше людей.

Тьма в глазах городничего хищно дёрнулась.

— Любые деньги, — глухо проговорил он, — где?

Гринька, не решаясь встать, ухватился за край плаща страшного человека:

— Мне не нужны деньги. Я. Хочу. Убить.

Любор расстегнул золочёную пряжку на плече, кинул плащ охотнику — прикройся, словно улицу тобой мели, подал руку, помогая подняться. Он не спрашивал, почему пришедший человек так ненавидит волков. Ему вполне хватало собственной ненависти.

— Распорядись, чтобы нам принесли выпить, — кивнул он Бересту, как бабе-служанке, — и впредь я предпочитаю сам решать, кого из доносчиков слушать, а кого лупить.

Берест не ответил. Дохромал до ближайшей скамьи, снял сапог, перевязал раненую ногу. Обвёл взглядом дружинный двор, вспоминая, как сначала сам, мальчишкой, утаптывал здесь землю на тренировках, потом гонял молодых. Медленно расстегнул ножны. Бережно положил меч на скамью.

И ушёл, не оглядываясь.

Ночью Серый сбежал. Не насовсем, конечно. Как всякий ответственный муж, он оставил записку, мол, ушёл к другой жене, помни про обещание, из постоялого двора, а лучше и из комнаты, не выходи. Ушёл утром. Вернусь вечером.

Но он соврал. Ушёл он ещё ночью: до первых петухов я просыпалась и не застала его рядом, решила, в задке, и пугаться не стала. Оказывается, не там. Что ж, в таком случае, я тоже имею право соврать. Хоть муж и взял с меня вчера честное-пречестное (ха-ха!) слово, что я выполню свою часть уговора, мои слова вряд ли произвели на него впечатление. Иначе с чего бы в записке грозно сообщать, что, дабы у меня не возникло соблазна шляться по городу, кошель Серый у меня изымает, а хозяину харчевни за еду для меня сам выплатит нужную сумму. На честность бородача, кстати, я бы на его месте не рассчитывала. Как, собственно, и на мою.

Ну не мог же он всерьёз считать, что я останусь в этой крохотной комнатушке в косую сажень? Пауков мне, что ли, весь день гонять? Обо всём этом я рассуждала уже прогуливаясь по городу и во весь рот улыбаясь проходящим мимо неприятностям. Однако нарушить строгий запрет — полдела. А мне нужно организовать кое-что куда более важное.

Я не сомневалась, что в городе найдётся ни один человек, готовый поделиться со страждущей историями про оборотней, если ещё на подходе нашлось столько желающих пересказать слух-другой. Штука в том, как найти тех из них, кто не пойдёт доносить об излишне любопытной бабе городничему.

Пособирав сплетни по рынкам и торговым рядам, я узнала даже слишком много.

— Да чтоб тебе волк язык откусил! — вопила молодая женщина, недовольная гнилой морковкой, только что вручённой ей ушлой торговкой под видом свежего урожая. — Не могла она у тебя так вымахать! Я свою три месяца как высадила, а она вот такусенькая!

Торговка обижалась и в ответ желала покупательнице, чтобы у той над порогом волк лапу поднял:

— Так она потому у тебя и не растёт, что ты её рано посеяла! А меня судить не моги!

Про волков травил байки красочно разодетый парень, стоящий на небольшом возвышении в центре площади. По его версии он самолично перебил последнюю стаю, защищая прекрасных дев от кровожадных тварей.

Волков призывали в свидетели спорящие о весе диковинного полосатого фрукта два пунцовых мужика с глазами навыкате. Вруну, по их словам, зверь должен был откусить… что-то очень ценное.

Не похоже, чтобы тут боялись лишний раз упомянуть оборотней. По крайней мере, когда дело доходит до ссоры. А вот верил ли кто в то, что говорил? Тем не менее, стоило по дороге важно прошествовать стражникам, походя цепляя с лотков у пекарен самые поджаристые пирожки, непотребные разговоры тут же стихали.