Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски  - Кейт Мур

Берри сошел со сцены. Он был важнейшим борцом против фирмы, надоедливой занозой у них в боку. Теперь же с хирургической точностью они вынули эту занозу и навсегда от нее избавились.

Им, может, и пришлось дважды пойти на уступки, однако корпорация United States Radium выигрывала войну.

Оттава, Иллинойс

– 1930 год—

Кэтрин Вольф глубоко вздохнула и в утомлении провела руками по лицу и своим коротким темным волосам. Она безучастно смотрела, как вокруг нее взлетели клубы потревоженной ее усталым вздохом радиевой пыли, которой был усыпан рабочий стол. Затем она с неохотой продолжила взвешивать материал для девушек. Кэтрин больше не работала красильщицей циферблатов на полную ставку: руководство студии назначило ей новые обязанности.

Они были с ней по-настоящему добры, думала она. Мистер Рид относился с таким пониманием. Однажды в прошлом году он вызвал ее к себе и сказал, что, в связи с ее плохим здоровьем, ей предоставляется полуторамесячный отпуск. В Radium Dial знали, что ей нездоровилось, и, как и за Маргарет Луни, за ней приглядывали.

Тем не менее отпуск не помог. Тогда ей и решили изменить обязанности. Ее работа теперь заключалась в том, чтобы взвешивать краску и отскребать ее от сосудов, используемых девушками, – зачастую ей приходилось делать это собственными ногтями. Ее руки стали «ярко светиться», и, так как она имела привычку проводить ими по волосам, вся ее голова сияла. В итоге получилось, частенько думала Кэтрин, разглядывая себя в зеркало в темной ванной, что на новой работе на ней стало оседать еще больше радия, чем на прежней.

Это было не так весело, как расписывать циферблаты, однако и сама студия Radium Dial была уже не та: большинство девушек из банды Кэтрин к этому времени ушли из компании. Остались лишь она, Мэри Росситер да Маргарита Глачински. Кэтрин старалась рассматривать свои новые обязанности как повышение: радий был очень ценным, так что поручение отвечать за его распределение и сбор можно считать хоть каким-то достижением. После восьми лет работы на компанию она была одним из самых надежных сотрудников.

Тем не менее она знала, что некоторые девушки сплетничают по поводу причин смены ее обязанностей. «Думаю, – сказала одна из ее коллег, – что ее перевели из цеха покраски, потому что она была плохим работником».

Что ж, рассуждала Кэтрин, не таким уж и плохим, раз ей по-прежнему доверяли раскрашивать циферблаты. Чуть ли не каждую неделю появлялись срочные заказы, для которых требовалась лишняя пара рук. Тогда Кэтрин смачивала кисть губами, окунала ее в порошок и красила: в Radium Dial девушки продолжали работать подобным образом, так как никаких новых указаний им никто не давал.

Внезапно в студии началось движение. Подняв голову, Кэтрин увидела, что девушки собираются на медицинское обследование. Кэтрин встала, чтобы к ним присоединиться, однако мистер Рид ее остановил. «Меня осматривать не стали, – вспоминала Кэтрин. – Мистер Рид сказал мне туда не идти».

К этому времени она уже несколько раз лично просила у мистера Рида, чтобы ее осмотрели корпоративные врачи, однако тот каждый раз отвечал ей отказом. Она обратилась к местному врачу, и тот сказал ей, что ее хромота вызвана ревматизмом. Кэтрин казалось, что она слишком молода для этого – ей было всего 27. «Я знала, что чем-то болею, однако не знала, чем именно», – с досадой говорила она.

По крайней мере, подумала она, усевшись обратно и недовольно вздохнув, ничего из этого не отпугнуло Тома Донохью. От мысли о нем она непроизвольно улыбнулась. Кэтрин знала, что в один прекрасный день они непременно поженятся. Она позволила себе немного помечтать. Наверное, они заведут детей – хотя никогда не знаешь, что уготовано для тебя Господом. Мэри Росситер уже потеряла двоих детей; она только что узнала, что беременна в третий раз, и Кэтрин изо всех сил молилась, чтобы этот ребенок выжил. Шарлотта Перселл вместе со своим мужем Альбертом тоже переживали ужасные времена. У них родился сын Дональд (по прозвищу Приятель) в августе прошлого года, однако он появился на свет на два месяца раньше срока и весил всего килограмм. Врачи полтора месяца держали его в медицинском инкубаторе, и малыш все-таки выжил.

Кэтрин все сидела одиноко за своим столом, пока остальные девушки уходили на обследование, – она была разочарована, что мистер Рид отказал в ее просьбе. Возможно, ей стоит поступить так же, как Инез Валлат, подумала она. Инез отправилась в клинику Майо в Миннесоте на обследование, в связи со своими ужасными головными болями и скованностью движений в тазобедренном суставе. Хотя ей и было всего 23, Инез совсем не могла работать: за прошедший год она похудела на девять килограммов и выглядела очень тощей, когда Кэтрин видела ее в церкви. Больше всего ее беспокоили начавшие шататься зубы и инфекция ротовой полости – Инез приходилось постоянно носить повязку на своей сочащейся гноем челюсти.

Эти симптомы напоминали те, от которых страдала Пег Луни, хотя она и умерла от дифтерии. Бедная Пег; Кэтрин все еще страшно по ней скучала. Возможно, она этого не знала, но семья Пег проконсультировалась с адвокатом по поводу судебного иска против Radium Dial, по примеру родителей Эллы Круз (дело Круз тем временем застряло на месте).

«Наша семья, – говорила сестра Пег, – считала, что ее свидетельство о смерти было ошибочным», хотя это еще мягко сказано.

Их адвокатом был мужчина по имени О’Мира. Единственное судебное заседание по делу провели в 1930 году, однако из него ничего не вышло; возможно, О’Мира столкнулся с той же проблемой, что и Джордж Викс. «Никто не хотел нам помогать», – вспоминала сестра Пег Джин.

«Никто не собирался хоть что-то сделать по этому поводу, – продолжала ее племянница Дарлин. – Не думаю, что кто-то из властей хотел идти против компании. Моей семье казалось, что нам негде искать помощи. Было ощущение, что нас никто и слышать не хочет; что это неважно».

Джин добавила: «В конце концов мой отец сказал, что их не победить, нет смысла даже пытаться».

«Мой дедушка, по сути, сдался, – призналась Дарлин, – когда понял, что Пег не стало и он ничего не может поделать, чтобы одолеть компанию».

«Забудьте, – с горечью говорил Майкл Луни, – нет никакого смысла проходить через всю эту кутерьму».

Он ничего не мог сделать.

Ничего не могли сделать и врачи для Мэри Вичини Тониэлли. Она ушла из Radium Dial, когда заболела; ее беспокоил седалищный нерв, думала она, но, аккуратно потрогав свою спину, нащупала на ней какую-то припухлость. «Врачи сказали, что это саркома», – позже вспоминал брат Мэри Альфонс.