Проклятие дома Ортанов - Денис Юрин

Собственное лицо, искаженное болью и залитое кровью, вот что предстало глазам охранника, продолжавшего борьбу за жизнь. В этот миг он возненавидел зеркальные маски, он предпочел бы видеть перед собой зловещую черноту пустых глазниц, по крайней мере, в них можно было бы харкнуть напоследок кровью…

Тело юноши постепенно стало слабеть, а взор вновь помутился. Сильные пальцы гаржи, хранившего во время всего боя молчание, сжимали горло жертвы, подобно стальным тискам, тискам, из которых не вырваться. Юноша понял, что его жизни пришел конец, что враг сначала погрузит его в беспамятство, а затем и добьет, но вдруг хватка гаржи ослабла. Тело врага обмякло, стало раза в два, а то и в три легче, а затем, шурша тканью одеяния, медленно сползло на пол.

«Наверное, я все-таки умер! Наверное, так и приходит смерть! Реальный мир исчезает, а перед глазами возникает всякий несуразный бред. Умирающий мозг бьется в агонии и представляет картинки, нелепее не бывает!» – подумал охранник, изумленно таращась на стоявшего в двух шагах перед ним мужчину в походной сутане инквизитора с окровавленной котомкой на плече и испачканной мозгами гаржи палицей в руках.

– Отправляю тебя в последний путь! Да пребудет с душою грешника очищающая сила Небес! – произнес хорошо поставленным голосом миссионер последнюю строку молитвы, обычно читаемой перед началом священной казни, а уже в следующий миг опустившаяся на голову охранника палица прервала только что спасенную жизнь.

«Ну, вот и все, победа! Даже не верится, что все вышло так быстро и просто! – мысленно произнес миссионер Святой Инквизиции Жонферьез Арионт, глядя, как тело убитого охранника медленно сползает со стола на пол. – Ортанам стоило бы получше стеречь этот зал, эта древняя статуя – единственно ценное, что есть у них в доме! Хотя вряд ли молодому графу известна истинная сила серьги. Вельможи ценят лишь те знания, которые полезны именно им. Этим они уподобляются низким торгашам, ценящим лишь тот товар, что приносит прибыль. Женщины ортанов испокон веков загадывали одно и то же желание, и делали это везде, и только здесь, где сосредоточена мощь древнего Рода, и все, даже пыльные ковры, пропитано магией великих творцов и создателей, изъявить свою волю могут низшие существа, например обычные, серенькие людишки, такие, как я…»

Жонферьез ликовал, его разум праздновал победу. Хитрая комбинация увенчалась сокрушительным поражением хозяев легендарного Дома, почти полным истреблением разросшегося в последнее время поголовья гаржей, которых инквизитор презирал еще пуще вампиров, и теперь должна завершиться его телесным обновлением, окончательным исцелением от недуга, именуемого старостью.

Подойдя к деревянной статуе древней девы, инквизитор открыл котомку и высыпал к ногам запечатленной в дереве красавицы все добытые недавно трофеи: клыки побывавшей под лучами солнца вампирши, череп гаржи с неповрежденным мозгом внутри, когти оборотня, привезенные с собою в Висвард, и зуб мудрости обычного человека. Вот и все, все, что требовалось по списку, указанному в свитке, который он сам приказал доставить ничего не подозревавшему подручному в город. Он пожертвовал своим самым расторопным помощником ради того, чтобы свиток попал в руки гаржей, и те начали бы запоздалую охоту за Армантгулом, который к тому времени уже был в его руках. А еще до этого он пожертвовал жизнями нескольких преданных ему людей, чтобы безликие твари, так любящие прятать свои уродливые рожи за зеркальными масками, заинтересовались Армантгулом.

Жонферьез пожертвовал многими и многим, чтобы оказаться здесь, в логове самих ортанов, и именно сейчас, когда до свершения древнего таинства осталось совсем ничего: не дни, не часы, а лишь жалкие минуты. Он преподнес трофеи древнему идолу, теперь осталось лишь вложить в руку деревянной дамочки серьгу и ждать того сладкого мига, когда наступит пора загадать желание. История не помнит о жертвах, она не принимает в учет мораль. Она – холодная, беспристрастная Правда, хранящая в веках лишь конкретные факты: причины, поводы, следствия, действия и, наконец, их результат. Он победил, он вскоре должен выйти из этого зала совсем иным существом, не знающим ни старости, ни усталости, ни мучившей долгие годы боли в коленках. Он победил, так какое честному миру дело, во сколько человеческих, вампирских и прочих голов обошелся его триумф? Сейчас снаружи ортаны дрались с гаржами, нечисть истребляла друг друга, и этот факт впоследствии будет зачтен ему людьми в плюс. Никто никогда не осмелится порочить имя полководца, выигравшего войну! Люди решаются обвинять лишь проигравших, именно им вменяются в вину все жертвы, тяготы и грехи.

Миссионер волновался, а его рука сильно дрожала, когда он достал из-за пазухи простенькую с виду серьгу и вложил ее в деревянную ладонь растрескавшегося от времени идола. Что-то изменилось вокруг, Жонферьез почувствовал колебания воздуха и вначале подумал, что соприкосновение могущественной реликвии с ладонью статуи положило начало древнему ритуалу, однако за его спиной вдруг послышалось тихое шуршание.

Почуяв неладное, инквизитор обернулся и увидел собственное отражение: двадцать точных копий своего изумленного лица, смотревших на него с двадцати зеркальных поверхностей масок без прорезей для глаз. Вокруг были гаржи, они молча стояли, взяв инквизитора в плотное кольцо, и смотрели…

«Просчитался, все-таки я просчитался! Где же, о Боже, где же я допустил роковую ошибку?! Чего не учел?! Почему они здесь, почему не снаружи, как смогли разгадать мой замысел?!» – успел подумать один из лучших миссионеров Святой Инквизиции перед тем, как кануть в колодец Вечности, а его грозное для современников имя стерла безжалостная История.

* * *

Все кончено! Это стало понятно еще до того, как двое ортанов и белошвейка добрались до особняка. Они уже прошли половину пустыря, когда внезапно звуки сражения стихли, а в ночном Висварде воцарилась такая завораживающая тишина, что Танва испугалась, подумав, что она оглохла. Где-то вдали, где еще полыхало пожарище, смолкли орудия, перестали звенеть друг о дружку мечи и, возможно, уже не лилась кровь. Рано или поздно все в мире заканчивается, даже сражения, вопрос лишь в том, кто вышел из него победителем, а кого постигла незавидная участь?

Мужчины переглянулись, но ничего не сказали, только ускорили и без того очень быстрый шаг. Танва запыхалась, у нее жутко заболели ноги, и она начала отставать. У заметившего этот прискорбный факт графа просто не было другого выбора, как подхватить не привыкшую к долгим походам и стремительным переходам белошвейку на руки и нести ее до самой ограды. Как ни странно, но довольно тяжелая ноша ничуть не помешала вельможе вначале догнать заметно ушедшего вперед Вернарда, а затем и обогнать неповоротливого, но очень упрямого и выносливого толстяка. Примерно через четверть часа путники достигли Дома Ортанов, и их глазам предстала незабываемая картина, куда более странная, чем мгновенно окутавшая город тишина.

Местность перед особняком было трудно узнать. Покореженные, изогнутые прутья ограды приняли причудливые формы, похожие на страшных, вырастающих прямо из-под земли чудовищ с огромными когтистыми лапами и широко разинутыми зубастыми пастями. Они выглядели зловеще, особенно в клубах медленно расползающейся завесы из порохового дыма. Висящие на прутьях обрывки черных одежд, покрытые желтой кожей фрагменты костей, а иногда и целые тела мертвых гаржей лишь еще сильнее напугали бы случайных зрителей, которых в округе уже давно не было.