Свет вечный - Анджей Сапковский

– Factum est, – закончил герольд, – inDominica Resurrectionis Anno Domini MCCCCXXIX ad laudem Omnipotentis Dei amen.[146]

Тишину не нарушил даже шорох.

Из свиты выступил князь Болеслав Волошек, сын Болеслава,внук Болеслава, правнук Болеслава, Пяст из Пястов. Он был в полных доспехах,золотая цепь на груди и горностаевый воротник делали его похожим на короля. Поправую сторону от него стоял маршал, тоже весь в латах, за ним сенешаль,[147] по бокам гости князя, польские рыцари, один Леливита,второй Корнич. По левую сторону от князя стоял бледный настоятельфранцисканцев. Позади выступал хорунжий с хоругвью.

– Также уведомляем всех вместе и каждого отдельно, чтодля укрепления союза с Табором мы принимаем святое причастие способом Христа,то есть под обоими видами, sub utraque specie, никого, однако, из нашихподданных к такому причастию не принуждая и свободу обряда гарантируя. Клянемсятакже четырьмя статьями, провозглашенными и принятыми свободными людьми вЧешском Королевстве.

Герольд отодвинулся. Волошек сделал шаг вперед, сенешаль иаббат остались позади. Со свиты появился Бедржих из Стражницы, которого донеузнаваемости изменила черная, затянутая кожаным ремнем сутана. Гуситскийпроповедник держал поднос и золотую красиво выгравированную чашу. Волошекподнял правую руку.

– Клянусь, что в княжестве, Богом мне данном, свободно,безопасно и беспрепятственно будет провозглашаться слово Божье. Что Тело иКровь Господа Христа будут раздаваться верным под обоими видами, хлеба и вина,по установлениям Писания и учения Спасителя. Что папские священники будутлишены светской власти над богатством и временным имуществом, и что временноеимущество и богатство будет у них отнято, ибо мешает им жить, верить и учитьтак, как поступал Христос со своими апостолами. Что все смертные грехи и явныепроступки против закона Божьего будут покараны. Да поможет мне Бог и СвятойКрест.

Закончив, князь встал на колени. К нему подошел Бедржих,подал князю поднос с облаткою, а после нее чашу с вином. Потом поднял сосудобеими руками.

– Fiat voluntas Tua![148]

– Аминь! – ответили собравшиеся.

Волошек встал, бряцая оружием.

– Сделано, – обернулся он к стоящим поближе. –Пойдем, поедим что-нибудь. И выпьем.

Учта[149] проводилась у францискацев, втрапезной. Стены были покрыты мозаикой трещин, а внутри все еще стоял запахгорелого. Но монахи настаивали, чтобы принять у себя князя, и все знали почему.Обращенный в Чашу и чешскую веру Волошек не скрывал своих намерений повыгонятьиз Глогувека ксендзов, прелатов и колегиатских каноников. Меньшие Братьярассчитывали, что им он позволит остаться.

Францисканские повара превзошли самих себя в кулинарноммастерстве. На столе красовались четыре огромных кабана, каждый нафаршированныйсвининой и колбасами. Четыре оленя. Восемь сарн, двенадцать поросят, двенадцатьтетеревов, куча ветчины, окороков, колбас и полотков. Картину дополняломножество куличей, пирожных, пряников и мазурок. Середину стола занимал целикомзапеченный вол с позолоченными рогами, украшенный сделанными из сала надписями.Первая была: O IESU, SPECULUM CLARITATIS AETERNAE.[150]Вторая, слишком уж подхалимская: DEI GRATIA DUX BOLKO HUIUS LOCI BENEFACTOR.[151]

Выпивка тоже была соответствующая: четыре бочки кипрскоговина, exemplum четырех времен года. Двенадцать, по количеству месяцев в году,бочонков венгерского вина и италийских вин. Множество, не хотелось считать, нонаверное пятьдесят две штуки, столько недель, – кувшинов молдавских ивенгерских вин, жбанов меда и бутылей знаменитого ковеньского липца.

Сорок дней поста сделали свое дело. С большим усилиемвыдержав, пока бледный настоятель отчитает Pater Noster и Benedic Domine,вымученные постом участники застолья набросились на еду и напитки так, какястреб на вальдшнепа, как Карл Молот набросился под Пуатье на арабов, каклебедь набросился на Леду, а критский бык – на обернувшуюся коровой Пасифию.Стол, который вначале выглядел, как cornu copiae, неисчерпаемое изобилие рогакозы Амальтеи, начал очень быстро опустошаться, видом обглоданных костей всёбольше и больше вызывая в воображении разрытое кладбище.

Князь Болько расстегнул пуговицы вамса и срыгнул. Протяжно ипопански.

– Да, поднатужился нищенский орден, – сказал он. –Хотя я понес издержки, чтобы не разрушить их до основания. Плохие временанастают для монахов и попов. Разгоню всех на все четыре стороны. Вы обратиливнимание на настоятеля, какая рожа бледная, какой кислый там сидит? Как настену уставился, будто бы «мане, текел, фарес» там увидел? Францисканцев,впрочем, мне даже жаль, потому что они порядочная братия, одни поляки и чехи,верные принципам святого из Ассизи. Лечили больных, помогали страждущим, гдебеда, где горе, где несчастье, всегда были там, где в них нуждались. Так чтожаль мне будет их выгонять. Но прогоню. Идет Новое, великие изменения,революция, последние станут первыми и vice versa. Невиновные пострадают наравнес виновными. Потому что идет Новое, а что же это за Новое, которое не начинаетс того, чтобы дать под зад Старому? Я прав, Рейневан? Правда, брат Бедржих?

– Так это вы, – сказал один из польских гостей,Леливита, – пресвитер Бедржих из Стражницы?

– Я, – подтвердил Бедржих, перестав на минутуковыряться в зубах. – А вы Спитек Лелива из Мельштына, сын краковскоговоеводы. А вы пан Миколай Корнич Сестшенец, бедзиньский бургграф. Как видите,мне известны не только ваши имена и гербы, но и ваши должности. Разрешите и мнепредставиться по должности. В результате заключенного сегодня союза и совместныхдействий вскоре вся Верхняя Силезия будет покорена и будет принадлежать Табору,Сигизмунду Корыбутовичу и присутствующему здесь князю Болеславу. Я же будуиметь ранг и титул directora, главного предводителя подразделений Табора вСилезии.

Волошек, новоиспеченный адепт учения Гуса, внимательнопосмотрел вокруг, проверяя, позволяет ли говорить свободно нетрезвость другихпирующих.