Потом и кровью - Андрей Посняков

– Там вон туалет, – уходя, Матвей указал на маленькую дверцу. – Попить тебе принесем. Сиди, дура, тихо, будешь орать – огребешь, ясно?

– Ясно, боярин-князь. Я тихо-тихо буду.

Разбойники хохотнули:

– Как она тебя, а? Боярин-князь!

– Так дура и есть дура.

– А с виду ничего, аппетитная. Я б с такой… А, Матвей? Пока Васильича ждем. Он ведь не сказал, чтоб не трогать…

– Посмотрим, – глухо бросил Матвей, закрывая дверь. – Там видно будет.

Руки узнице не связали, видно, не посчитали нужным – ну что там сможет против трех здоровенных мужиков этакая пигалица? Вообще, за серьезного врага здесь ее, кажется, не держали. Так, мышь серая, наступи – раздавишь.

Долго Машенька в одиночестве не сидела – дверь вскоре открылась, и на пороге возник один из лиходеев. Не Матвей, нет, куда как моложе, наглей.

– На вот, пей. Слушай, а ты правда – дура?

– Сам ты дурень, – Маша сверкнула глазами. – Чего обзываешься-то?

– Да просто, – парень повел плечом, но почему-то не уходил, искоса посматривая на узницу словно кот на сметану. Это славно, славно… Интересно, где у него нож? Неужто нету?

– А нельзя мне эту баклажку разрезать? Чтоб пить удобнее…

– Разрезать? Ну… – лиходей хохотнул. – Почему же нельзя? Но если только услуга за услугу. Я тебе разрежу, а ты мне… Так, по-быренькому… ну, ты поняла…

Маша, конечно, поняла, чай, не дура, как ее тут почему-то упорно именовали.

– Ты режь, режь… Договорились.

Взяв в руки прозрачную баклагу, парняга вылил половину воды прямо на пол и достал раскладной нож.

Узница тоже времени зря не теряла: вскочив с раскладушки, скинула с плеч халат… и быстро стянула рубашку – примечая, куда лиходей уберет нож. Ага – в левый карман кожаного куцего зипуна.

– А ты ничего, – подойдя к Маше, разбойник сглотнул слюну. – Красивая, как… как нимфа! Жаль, что… Хотя, может, Васильич тебя и помилует. Отработаешь ведь… Ох ты ж, киса!

Грубо схватив узницу за грудь, парняга быстренько спустил порты:

– Ну, давай, начнем, что ли? Что стоишь? Делай! Работай, говорю, с-сука…

– А ты глаза закрой. А то я стесняюсь.

– Чего-чего? Ах ты… – осерчав, лиходей сжал кулак, намереваясь ударить. Да, видно, передумал, ухмыльнулся. – Хотя, может, так и поинтересней будет…

Опустившись на колени, девушка провела правой рукой по бедру парня… правой же скользнула в карман его куртки, вытащила нож и, мгновенно разложив лезвие, ударила лиходея в сердце. Четко, быстро, сильно – как когда-то учили.

Он так и завалился, почти беззвучно и даже не охнув. Смешной такой – без штанов, полуголый…

Быстро проскользнув в дверь, Марьюшка поднялась по лестнице, оказавшись в обширной полутемной зале. Девушка на секунду застыла, напряженно прислушиваясь и, услыхав донесшиеся со двора голоса, проворно юркнула в приоткрытую слева дверь, да там и затихарилась, с любопытством осматриваясь вокруг.

Сквозь высокие стрельчатые окна в просторную горницу проникал льющийся со двора свет фонарей. Массивный стол, шкафы, мягкие лавки. В углу на малом сундучке этот… те-ле… Впрочем, сейчас не важно, как он там называется, куда важнее другое – на стене, на ковре, висели пара коротких метательных копий – сулиц, массивная алебарда и меч!

Вот это славно! Все лучше, чем какой-то там ножичек…

– Матвее-е-ей! – жуткий крик вдруг раздался из-за дверей, в зале. – Там, там…

– Да что там такое-то?

– Сам глянь, да.

Княжна присмотрела оружие по руке – копье. Алебарда слишком уж тяжела, а меч – тупой донельзя, таким только оглушить можно. Копья же в самый раз – острые…

Примерилась Марьюшка, прикинула на руке сулицу… да метнула в распахнувшуюся дверь, не говоря худого слова.

– А я говорю, здесь она, больше ей некуда…

Ловко брошенное копье угодило Матвею в грудь. Разбойник захрипел, схватил древко руками. Со рта его хлынула на грудь черная густая кровь, глаза закатились, и мертвое тело резко осело на пол.

Второй бросок вышел неточным – видя такое дело, оставшийся в живых лиходей моментально рванул обратно в залу.

– Ладно, – сняв со стены алебарду, Маша зловеще прищурилась. – Еще поглядим, кто кого! Еще поглядим…

Снаружи, во дворе, между тем послышались выстрелы. Истошно заскулил пес. Гулко заурчала повозка… выехала на скорости со двора, выбив ворота!

Все это Маша видела в окно, сжимая в руке алебарду. Затем, заслышав чьи-то шаги, спряталась в уголке, за дверью. Приготовила алебарду, замахнулась… Ну, голову с плеч снести не снесет, но шею порвет точно!

– Моя дорогая королева, – произнесли из-за дверей по-немецки. – Если вы вдруг захотите ударить меня чем-нибудь тяжелым, советую не торопиться.

Княжна нервно закусила губу. Голос казался знакомым… родным…

Леонид торопился, гнал машину, как мог – нужно было успеть до закрытия портала… если тот еще действует. Наверное, должен бы… а если, нет? На тот случай у Арцыбашева тоже имелся план действий: уж тогда пришлось бы остаться в нынешней Москве да жить привычной жизнью обычного российского обывателя. Раньше, еще года три назад, Леня весьма обрадовался бы такому повороту дела, но только не сейчас, когда там, в родном королевстве (не в одном даже!) дел просто невпроворот! Опять же – сын, Вольдемарус…

На Балтике – шведы, на юге – подзуживаемый турками Стефан Баторий вот-вот нападет, опять же с Иваном Грозным проблемы. Со всем надо разбираться, и по возможности срочно. Заслать оружие венгерским повстанцам, поддержать казаков, гайдуков – да хоть черта лысого, лишь бы отвлечь султана Мурада. Что же касаемо Швеции, так и там вполне можно организовать какую-нибудь внутреннюю заварушку, пусть поцапаются за престол. Иван же Васильевич… С ним надо что-то решать! Очередной заговор? Почему бы и нет? Там ведь имеется масса достойнейших людей, которые при благоприятных условиях способны на многое. Те же Шуйские, Бельские, Долгорукие – чего далеко ходить?

Сворачивая на Тверскую-Ямскую, Леонид снова вспомнил сон про Машу Долгорукую. Про то, что княжна могла бы помочь решить все с Иваном. Или не в этом смысле был сон? Может, и не вещий вовсе.

Иоанн… интересно, все у них с княжной слаживается? Или царь импотент уже? Леонид хмыкнул, вспомнив о пачке виагры, прихваченной в бандитском особняке. Может, подарить ее царю-батюшке? Авось опробует – простит?

Как бы там ни было, однако ближе юной красавицы Долгорукой к Иоанну Грозному сейчас никого нету. Через нее и действовать, подумать только – как?

– Маша, ты что про Долгорукую знаешь?