Посох и шляпа - Терри Пратчетт

– Да, но вам необязательно это делать, – указал Найджел.

– Мы хотеть это делайт, – возразил великан. – Боги истшезайт, мы сбрасывайт оковы вышедший из мода суеверий.

– Заморозить весь мир – вряд ли это прогресс, – заметил Найджел.

– Нам это нравиться.

– Да-да, – согласился Найджел маниакально ровным голосом человека, который старается рассмотреть вопрос со всех сторон и уверен, что любую проблему можно решить, если люди доброй воли соберутся за одним столом и обсудят все, как разумные человеческие существа. – Но правильно ли вы выбрали время? Готов ли мир к триумфу льда?

– Шорт побьери, ему лутше быть готоф, – сказал великан и хлестнул Найджела шестом, которым погонял ледник.

Шест, не задев лошадь, ударил всадника прямо в грудь и, выбив из седла, швырнул на ледяную глыбу. Найджел распластался на ее холодном боку, съехал вниз, был ненадолго подхвачен волной взбаламученной земли и обломков горных пород и наконец скатился в раскисшую от тающего льда грязь между несущимися вперед ледяными стенами.

Кое-как поднявшись на ноги, он вперил безнадежный взгляд в холодный туман. Прямо на него летел еще один ледник.

И Канина. Ее скакун вынырнул из тумана, и она, нагнувшись, схватила Найджела за его кожано-варварское обмундирование и закинула на лошадь перед собой.

– Хладнокровная сволочь, – прохрипел он, когда они снова поднялись в воздух. – А мне было показалось, что я все-таки смогу чего-то добиться. С некоторыми людьми просто невозможно разговаривать.

Стадо перевалило через очередной холм – срыв его на добрую половину, – и перед ним открылась усеянная городами, беззащитная равнина Сто.

Ринсвинд бочком подкрался к ближайшей Твари. Одной рукой он держал за руку Койна, а другой раскачивал набитый песком носок.

– Значит, обходимся без магии? – уточнил он.

– Да, – подтвердил мальчик.

– Что бы ни случилось, ты к магии не прибегаешь.

– Вот именно. Только не здесь. Кроме того, они здесь не особенно могущественны. Однако стоит им прорваться в наш мир…

Он замолк.

– Довольно неприятно, – кивнул Ринсвинд.

– Ужасно, – отозвался Койн.

Ринсвинд вздохнул. Жаль, что с ним нет его верной шляпы. Что ж, придется обойтись без нее.

– Ну ладно, – сказал он. – Когда я закричу, ты беги к свету, понял? Не оглядывайся и ничего не предпринимай. Что бы ни случилось.

– Что бы ни случилось? – неуверенно переспросил Койн.

– Точно. – Волшебник мужественно выдавил из себя слабую улыбку. – И что бы ты ни услышал. Увидев, что рот Койна округлился от ужаса, Ринсвинд почувствовал смутное облегчение.

– А потом, – продолжил он, – когда ты вернешься на ту сторону…

– Да, что мне там делать?

– Не знаю, – поколебавшись, признался Ринсвинд. – Все, что сможешь. Прибегай к какой угодно магии. Только останови их. И… гм…

– Да?

Ринсвинд взглянул на Тварь, которая по-прежнему неотрывно смотрела на свет.

– Если это… ну… если что-нибудь получится, понимаешь, и все в конце концов будет хорошо, я хотел бы, чтобы ты вроде как рассказал людям, что я как бы здесь остался. Может, они смогут вроде бы отметить это где-нибудь. Конечно, на памятник я не напрашиваюсь, но… По-моему, тебе нужно высморкаться.

Койн высморкался в подол своего балахона и торжественно пожал Ринсвинду руку.

– Если ты когда-либо… – заговорил он, – в смысле, ты первый… это было замечательно… видишь ли, я никогда по-настоящему… – Его голос затих. – Я просто хотел, чтобы ты это знал, – наконец завершил он.

– Я должен был еще что-то тебе сказать. – Ринсвинд выпустил его руку, какое-то время озадаченно молчал, но потом все-таки вспомнил. – Ах да. Тебе необходимо помнить, кто ты есть на самом деле. Это очень важно. Нельзя позволять другим людям или вещам решать за тебя, понимаешь. Они вечно что-то напутают.

– Я постараюсь не забыть твои слова, – пообещал Койн.

– Это очень важно, – повторил Ринсвинд себе под нос. – А теперь, думаю, тебе лучше бежать.

Он подкрался к Твари поближе. Данную особь отличали цыплячьи ноги, но большая часть ее туловища была – к счастью – спрятана под чем-то похожим на сложенные крылья.

Он подумал, что пришло время произнести несколько последних слов. То, что он сейчас скажет, скорее всего, будет очень важно. Эти слова люди будут вспоминать, передавать друг другу, а может, даже высекут на гранитных плитах.

Так что в них не должно быть слишком много вычурных букв.

– Как бы мне хотелось оказаться сейчас подальше отсюда… – пробормотал он, взвесил носок в руке, пару раз крутанул его и врезал Твари по тому, что заменяло ей коленную чашечку.

Тварь пронзительно взвизгнула и лихорадочно завертелась, с треском раскрывая крылья. Ее голова, похожая на голову стервятника, сделал неуверенный выпад в сторону Ринсвинда и схлопотала еще один удар взлетающим вверх носком.

Волшебник, увидев, что Тварь, зашатавшись, отступила, загнанно оглянулся по сторонам и заметил, что Койн все еще стоит там, где он его оставил. К ужасу волшебника, мальчик шагнул вперед, инстинктивно поднимая руки, чтобы пустить в ход магию, которая здесь погубит их обоих.

– Беги, болван! – крикнул Ринсвинд.

Тварь начала собираться с силами для контратаки. Неизвестно откуда к Ринсвинду пришли нужные слова:

– Сам знаешь, что случается с мальчишками, которые плохо себя ведут!

Койн побледнел, повернулся и побежал к столбу света. Он двигался как будто сквозь патоку, сражаясь со все усиливающейся энтропией. Искаженный образ вывернутого наизнанку мира висел, неуверенно переливаясь, в нескольких футах, затем в нескольких дюймах от него…

Вокруг его ноги обвилось щупальце, и он рухнул на землю.

В падении Койн выбросил руки перед собой, и одна из них коснулась снега. За нее тут же ухватилось нечто, напоминающее на ощупь теплую, мягкую кожаную перчатку. Стиснувшие руку мальчика пальцы были крепче закаленной стали. Они дернули его вперед, но за ним также потащилось то, что держало его за щиколотку.

Вокруг замерцали, сменяя друг друга, свет и зернистая темнота. Вдруг Койн почувствовал под собой покрытую льдом мостовую.

Библиотекарь выпустил его руку и нагнулся, сжимая в кулаке кусок тяжелой деревянной балки. Затем на мгновение он выпрямился во весь рост; плечо, локоть и запястье его правой руки распрямились поэмой практике применения рычага, и он неотвратимым, как заря разума, движением с силой опустил свою дубину.

Что-то хрустнуло, послышался оскорбленный визг, и обжигающее кольцо, сдавливающее ногу Койна, разжалось.

Темная колонна заколыхалась. Из нее донеслись искаженные расстоянием вопли и глухие удары.