В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков

«Курьер, – сообразил британец. – Нашему «Кроту» понадобились деньги, в Швейцарии, на нечто срочное. И русские перевели от имени подставного лица на номерной счет, или, может, прямо в оплату каких-то расходов. Тот, кто переводил, в псевдонимах не нуждался, сами данные адресата секрет куда больший, так что написал, как, наверное, привык – по месту источника».

О поисках предателя в Foreign Office резидент в Голландии, разумеется, знал. И теперь понимал, почему этого Юзика русские ищут, не считаясь с возможностью дипломатического скандала. Еще бы! В Петербурге не могли рассчитывать на плохое знание иностранных языков и недостаток времени для запоминания текста, а попади документы в руки MI-5, и арест изменника станет делом дней, если не часов.

– Где сейчас эти бумаги? – поинтересовался Хью у подпольщика.

Тот с любопытством посмотрел на англичанина и внезапно спросил:

– Я разговариваю с британцем, не так ли?

– В общем, да, – согласился резидент. – Вас это смущает?

– Наоборот. Мы могли бы заключить джентльменское соглашение?

– Безусловно, – кивнул Далтон. – А о чем?

Собеседник замолчал. Помогать резидент не собирался, его ситуация скорее забавляла.

«Интересно, сколько попросит? – лениво прикинул Хью. – Ишь, душевные муки по лицу бегают. И продешевить боится, и цену заломить не хочет, а то ведь выкину его вместе с его россказнями, да еще Савинкову отпишу. Что тогда делать станешь, а?»

Боевика беспокоило другое:

– Сэр, меня разыскивают даже за границей, наверное, из-за этих важных документов, как вы думаете?

– Возможно.

– Вы не могли бы сделать так, чтобы русские узнали, что бумаги я отдал? Иначе жандармы от меня не отстанут.

– Боюсь, что нет, – удивился разведчик. – Как вы себе это представляете, собственно?

– Так ведь, сэр, я беспокоюсь не только за себя, – чуть развел руками Юозас. – Если я попаду в охранку, а это страшные люди, поверьте мне, то долго молчать я не смогу. И вероятно, документы окажутся у них раньше, чем до них доберутся ваши люди, уж в таком месте они спрятаны неудобном.

– Спрятаны? – переспросил майор, не обращая внимания на остальное. – Вы, друг мой, хотите сказать, что вы спрятали документы в месте, где их не найдут и они не испортятся, я правильно понял?

– Да, сэр.

– Где? – все так же спокойно спросил британец, как будто не слышал предыдущего намека. Гость Далтону скорее нравился, резидент даже начал подумывать о вербовке. Парнишка выглядел умным, теракт за плечами, Савинков взял его к себе – неплохая рекомендация, шеф Боевой группы редко ошибается в людях, такой агент может пригодиться. Но Хью в принципе не собирался поддаваться на шантаж, и мальчишку следовало поставить на место с самого начала. Тем более, если все же доведется работать с ним дальше.

Григулявичус молча посмотрел на майора. Выдержал паузу, впрочем, всего пару минут, убедившись, что сидящий напротив человек будет хладнокровно ждать ответа, сколько понадобится, снова заговорил, без слов признав поражение:

– Я взял бумаги, сунул в карман. Собирался отдать в ячейку, мало ли, вдруг что важное? Дома зашил документы в пальто, в ватную подкладку, там бумага не прощупывается при неглубоком досмотре. Понимаете, я ведь жил на квартире у товарища, ему об акции не сказал, никаких тайников не имел, да и уехать собирался на следующий день. Билет на поезд я купил заранее, мне его предъявлять надо, я под надзором состоял. Менять не стал, подозрительно. И на следующий день, вечером, когда я уже выходить на вокзал собрался, на квартиру жандармы вломились, забрали меня и хозяина, он тоже из наших. Облава по делу Никишова как раз шла, всех левых в Петербурге гребли. Привезли на Литейный, там сразу и городское управление, и главный штаб Корпуса, только подъезды разные. В городском, как я слышал, все камеры уже забиты были, даже в коридоре вдоль стены стояли, под присмотром. Нас тогда перегнали в соседний подъезд, это штаб ОКЖ. Там камер то ли вообще нет, то ли свободных не оказалось, не знаю, а только выстроили нас тоже в коридоре, лицом к стене, прямо на первом этаже от караулки и дальше. Ну, а сзади жандармы прохаживались, чуть шелохнешься – сапогом…

Ну, вот я тогда и подумал, что тут шутки кончились, тут не то что пальто, тут всего по ниточке вывернут. А бумаги – верная петля считайте.

– Спрятал-то куда? – все так же невозмутимо, даже с некоторой ленцой, поинтересовался британец. – Или вообще документов не было?

– Да были. А спрятал просто: там, в коридоре, пожарный ящик висит. Красный, он один там такой, ну, шланг в нем вроде бы, еще чего-то. Он сверху на петлях, а низом к стене прижат, щель меж стеной и ящиком тонюсенькая совсем, на пару листов как раз. Я, пока очереди на допрос ждал, подклад расковырял и документы за этот ящик сунул. Два листа, бумага мелованная. Сверху в щель от петель спокойно прошли, а нижний угол к стене прирос уж поди, сколько лет висит. Вот. Там бумаги и застряли. Ящик пыльный весь, кто за него полезет? Снимать его не должны, если не пожар, сколько угодно там лежать будут. Но меня тогда это мало волновало, больше, чтобы при мне не нашли, и покуда я там – мои отпечатки пальцев у жандармов с тюрьмы имеются. Вот и все.

– И как, скажите на милость, мы из жандармского штаба должны документ достать? – удивленно поинтересовался Далтон. Рассказ и впрямь озадачивал. Нет, звучало правдоподобно, парня он явно дожал, хотел бы тот поиграть дальше – попробовал бы встать и уйти или продолжил бы словами жонглировать. Но остался, рассказал. Взбрыкнет еще раз наверняка – попозже, когда уверенность вернется, но это пускай. Только вот рассказ его пусть и на правду похож, да ни к чему выходит. Как на глазах у офицеров штаба ОКЖ достать секретные документы из-за ящика в коридоре, в каковой коридор, собственно, далеко не всякий вообще попасть способен, он не представлял.

Юзик, однако, продемонстрировал редкое самообладание и в ответ на вопрос заявил с хладнокровной наглостью:

– Нам достать будет трудно. А вот жандармам в момент, стоит только лишь место указать.

– Кто же его, кроме нас с вами, укажет? – безмятежно улыбнулся резидент.

Юозас восхищался британцем. Тот встречал все попытки давления не просто невозмутимо, но пропуская мимо ушей намеки – и намеки увесистые, Григулявичус знал это – с совершенно непробиваемой снисходительностью. Вариант развернуться и уйти беглец отбросил, оставалось идти на обострение:

– В вас я не сомневаюсь, – попытавшись скопировать сдержанную улыбку, ответил он, вздохнул и предложил: – Давайте начистоту, сэр? – дождался разрешающего кивка и изложил свою мысль: – У меня паспорт, с которым я жил в Париже. Готов держать пари, это имя русские уже знают. Дальше смотрите сами: я предъявлял его на границе, и, – тут он поднял глаза и посмотрел в лицо британцу, – зарегистрировался по нему сегодня в отеле. Мне нужны новые документы и билет на пароход до Аргентины. Больше ничего, там я смогу затеряться. Если мы не придем к согласию, мне проще пойти от вас к русскому консулу, в Роттердаме есть, я узнавал. Сдаться и рассчитывать, что за явку с повинной мне заменят петлю каторгой и снизят срок. Или вернуться в отель и ждать филеров, но тогда даже этой надежды не останется. Убирать меня… – тут он замялся.