Абандон. Брошенный город - Блейк Крауч

– Этот человек тоже, как и мисс Мэдсен, продал свое седло?[27]

– Он тоже болен на голову, только еще больше. Ты ведь хочешь ему помочь? Отправить его к Богу вместе со всеми остальными?

– Ага.

– Не показывай оружие, пока не подойдешь близко. Держи его под одеждой. Не стреляй, пока он не будет так же близко, как вон та ель.

– Ему будет больно?

– Нет. Как и Молли, ему уже сейчас очень больно. Ты избавишь его от боли. После первого выстрела он упадет. Будь очень осторожна. Ты снова взведешь курок, подойдешь к нему и выстрелишь в голову.

– Здесь есть кто-нибудь? – крикнул больной погонщик мулов, и его голос, слабый и одинокий, вознесся со дна каньона, как молитва из бездны.

– Я не хочу, – замотала вдруг головой девочка.

– Знаю, но время пришло, – возразил Коул.

– Мне страшно.

– Тебе нечего бояться, Гарриет.

– Сделайте это сами. – Малышка протянула мужчине револьвер, но он оттолкнул ее руку.

– Бог сказал мне, что возложил этот труд на тебя, что ты – Его ангелочек тьмы и что Он позволил мне спасти тебя ради этой самой цели. Ты понимаешь совершенство Его великого замысла? Иди же и положи конец страданиям этого несчастного!

– А если я сделаю доброе дело, вы дадите мне пирожок и немножечко малинового варенья?

– Обещаю.

– Мистер Коул, а Бог даст мне новых?

– Кого новых? Ты о чем, милая?

– Новых папу и маму.

Стивен посмотрел в темные глаза девочки.

– Я буду заботиться о тебе, – пообещал он ей.

– У Бетани был самый лучший папа. Она звала его папулей.

Проповедник покраснел.

– Ну, думаю… если тебе так хочется… знаешь, ты тоже можешь так меня называть.

Гарриет улыбнулась.

– Хорошо, папуля.

* * *

Девчушка прошла между деревьев и выступила из-за елей. Наблюдая за ней из укрытия, проповедник видел, как она, держа руки под одеждой, спускается по склону холма.

Он окинул взглядом Абандон – опустевшие, без признаков жизни дома, пристройки, притихший танцклуб, темную церковь на противоположном склоне – и вспомнил свой первый день здесь. Наполненный чистой, живой энергией и движением город. Дома из желтых, только что распиленных досок. Запах свежего дерева. Утопающие в грязи и дерьме улицы, забитые лошадьми, телегами, обозом… Пешеходные настилы, заполненные шахтерами, рабочими, шлюхами, картежниками, мошенниками, – все спешат, все хотят побыстрее набить кошельки, и у всех в глазах особенный блеск, смесь боли, похоти и маниакальной жадности.

Кто ты?

Стивен Коул?

Нет, кто ты есть?

Верный…

Нет,

слуга…

ты убил…

Божий.

целый город.

Внизу, в каньоне, громыхнул выстрел.

Я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга…

Голова Стивена раскололась от обжигающей боли, и он потерял сознание еще до того, как в каньоне прозвучал второй выстрел.

Вьючный обоз состоял из двадцати одного мула. Первые шесть несли джутовые мешки с тремя четвертями тонны золота, следующие пятнадцать – неподвижных, окоченевших всадников, привязанных к животным длинными веревками: промерзшего насквозь Иезекиля Кёртиса, кожа которого смерзлась от холода и обгорела на высокогорном солнце, приобретя цвет спелой сливы, выпотрошенного Барта Пакера, четырех его слуг, Рассела Илга, Молли Мэдсен с засунутым под корсет портретом мужа, Билли Маккейба, Ооту Уолласа с обезображенным лицом, еще теплого погонщика мулов и четырех мужчин, убитых проповедником в штольне на Рождество.

На город спустились сумерки, и небо лениво роняло на землю большие снежинки.

Коул сделал глоток настойки арники из бутылки и в пятый раз за последний час попросил Бога унять раскалывающую его голову боль. С того места, где он стоял, ему был виден дом с освещенным окном на другой стороне каньона. Дом, где спала Гарриет.

Стивен хлопнул по спине замыкающего мула. Тот заржал, и весь обоз направился в шахту.

* * *

Поставив фонари на пол туннеля, Коул достал из кармана ключ. Возясь с навесным замком, он не мог избавиться от тревожного, беспокойного чувства. Прошло три дня. Они все должны быть мертвы. Он бросил на землю тяжелый штырь, поднял рычаг и толкнул ногой железную дверь.

Ржавые петли заскрипели и смолкли. Проповедник прислушался.

Тишина.

Мужчина опустился на колени, запалил оставшиеся лампы, перенес их в пещеру, по три штуки зараз, и расставил на полу у двери. Потом вернулся в туннель, прошел к хвосту обоза и хлестнул замыкающего мула.

Животные топтались на месте, не торопясь входить в шахту. Стивен прошелся по их костлявым ляжкам плетеным кожаным кнутом.

– Пошли! Пошли!

Обоз неохотно двинулся вперед вместе со своим грузом, и туннель заполнился цокотом копыт по каменному полу.

Прогнав мулов через железную дверь, Коул и сам последовал за ними. Животные сгрудились неподалеку от входа, беспокойно топчась на месте и протяжно вопя.

Теперь проповедник сам взялся за работу – он стаскивал мешки с золотом и переносил их в ближайшую нишу. Закончив с этим, перерезал удерживавшие мертвецов веревки из конского волоса и выгнал мулов из пещеры в туннель. Вот все и закончено.

– Эй! – крикнул он в пещеру. – Теперь это ваше! Навсегда!

Чьи-то пальцы коснулись его ноги.

Коул вскрикнул, рванулся к двери, споткнулся и упал.

То, что ползло к нему в свете лампы, не походило ни на мужчину, ни на женщину и лишь отдаленно напоминало человека. Безгубое и беззубое, высохшее, как скорлупа ореха, с раздувшимся и вывалившимся изо рта, похожим на кусок вяленого мяса языком, существо прошипело что-то неразборчивое.

Стивен поднял лампу и в дрожащем свете увидел весь собранный в подземелье Абандон. Большинство людей умерли, но с десяток были еще живы и теперь ползли к нему, как нищие, клянчащие крошку света. Тот, что дотянулся до его ноги, смотрел на проповедника выпученными глазами, умоляя о смерти. Роняя слезы, Коул отступил в туннель и закрыл за собой дверь.

Секунду-другую он еще стоял, слушая слабый стук в дверь с другой стороны.