Абандон. Брошенный город - Блейк Крауч

Скотт открыл воздушный клапан на «Термаресте», дождался, пока коврик надуется, положил на него спальный мешок и залез внутрь.

– Давай и ты сюда, ко мне, – позвал он свою спутницу. – У нас обоих переохлаждение.

Эбигейл заползла к нему и задернула «молнию». Сойер обнял ее, и она чувствовала, как сильно его трясет. Ноги у обоих превратились в ледышки.

– Я все-таки что-нибудь приготовлю, – сказала девушка.

– Подожди, полежи со мной еще минутку, дай мне согреться.

Так они и лежали, прижавшись друг к другу и дрожа от холода, и слушали стук дождя по палатке. А потом небо взорвалось. Гром сотряс землю и раскатился по окрестностям, как выстрел из дробовика. На Восточном побережье, подумала Эбигейл, такого грома не бывает. На Западе он глубже, ближе и раскатистее.

– Как думаешь, мы здесь в безопасности? – спросила она.

– Думаю, что да. Надо только не шуметь и не включать свет, – отозвался Сойер. – Черт, не могу никак согреться!

Фостер повернулась к нему и, проведя ладонью по правой стороне его живота, нащупала рану – жаркую, воспаленную, липкую.

– У тебя открылось кровотечение, – прошептала она со страхом.

– Да, в правый ботинок уже натекло. И болит опять сильно.

– Я видела у тебя в рюкзаке аптечку. Сейчас принесу, а ты скажешь, что надо…

– Думаешь, я умираю?

– Нет, – сказала журналистка, хотя ей сложно было оценить состояние своего товарища. – Вот поешь, примешь лекарство, и тебе станет лучше.

Она хотела сесть, но Скотт снова остановил ее.

– Еще немного. Просто побудь со мной, – попросил он. – Я в такой дерьмовой переделке впервые, хотя довелось повидать всякое. Ты веришь в карму?

– Не знаю.

– А вот мне кажется, что это судьба так со мной рассчитывается.

– Как так?

– Понимаешь, мне не впервой такие походы, когда кого-то убивают. Пару лет назад на Рейнире тоже кое-что случилось, и без меня там не обошлось.

– На каком еще Рейнире?

– Гора Рейнир, знаешь? Вулкан в штате Вашингтон, высота четырнадцать тысяч футов.

– И что там произошло? Ты, если не хочешь, не рассказывай, я…

– Два года назад, в середине мая, мы с подругой отправились туда из Боулдера. Хотели совершить восхождение. Глупая затея. Сезон только начинался, и для такой горы, как Рейнир, было еще слишком рано. Подругу звали Марией. Высокая была, сильная… Роскошные рыжие волосы. Увлекалась альпинизмом, настоящая богиня телемарка[29]. Но в серьезных восхождениях не участвовала и про глетчеры знала мало. В общем, опыта ей недоставало. А я был самоуверен. Думал, что смогу ее подтянуть. Ну, так оно и получилось. На вершину, пик Колумбия, мы поднялись. Впечатления незабываемые. Но с такой горой, как Рейнир, шутки плохи – достаточно одной ошибки. Одного мелкого просчета. И я такой просчет допустил. На обратном пути Мария решила спуститься на лыжах. Я знал, что это опасно. Весна. Состояние снега на разных участках неодинаковое – где-то корка, где-то – крупа. Но я после удачного восхождения малость возгордился.

Мужчина умолк и продолжил после небольшой паузы:

– Мы катились по верхнему краю ледника Ингрэм. У нее получалось лучше, вот она и вышла вперед. Я ей сказал, чтобы не отрывалась, что безопасно только на вершине. Но Мария всегда любила рисковать. В общем, она шла ярдах в пятидесяти передо мной и вдруг исчезла. Думаю, и для нее все случилось внезапно. Я остановился перед самой расселиной. Это была огромная трещина, уходящая под углом вниз, и такая глубокая, что даже дна не было видно. Марию я не рассмотрел, только слышал крики из темноты. Спуститься туда никакой возможности не было – иногда эти расселины уходят в глубину на несколько сотен футов. Я, как мог, спустился с горы, а потом вернулся с поисково-спасательной командой на вертолете «Чинук». Но к тому времени пошел снег, наши следы замело, и я не смог даже найти нужную расселину. А теперь мы здесь оказались в таком дерьме… Вот я и думаю, что дело в плохой карме. Это расплата меня догнала. Что ж, заслужил…

Для освещения Эбигейл воспользовалась светящейся палочкой «Крилл», дающей мягкий голубой свет, увидеть который за кустами было практически невозможно. Скотт объяснил, как включить газовую плитку в тамбуре, и пока в пробитом пулей котелке нагревалась вода для замороженных обедов, журналистка достала из рюкзака аптечку. Набрав в шприц отфильтрованной воды, она промыла Сойеру рану, протерла ее йодом и смазала антибиотической мазью, после чего наложила на нее салфетку и перевязала бинтом. Перед едой Скотт выпил три таблетки «Тайленола», и к концу ужина, судя по его глазам, боль начала отступать.

Палочка «Крилл» лежала на полу, бросая на беглецов тусклый голубой свет, отчего их лица выглядели замерзшими и бледными, как у трупов.

Разговаривая о Марии и об отце Эбигейл, предаваясь этим неприятным, болезненным воспоминаниям, они пытались отогнать страх. Сон уже подступил и теперь выжидал, чтобы нанести удар. Фостер взяла бутылку и приложилась к горлышку – чистая, ледяная вода слегка отдавала железом.

– Зная, что случилось на Рейнире, мне не совсем понятно, почему ты снова пошел в горы. По-моему, это почти то же самое, что и возвращение на место трагедии, разве нет? – спросила девушка.

– Для меня вопрос никогда так не стоял. Эти горы, Запад, фронтир – моя первая любовь. Понимаешь, я родился и вырос в Джексонвилле, во Флориде. Там гор нет. До пятнадцати лет западнее Далласа не бывал. Да, видел Дымные, Адирондак… Но это ведь не настоящие горы, а так, большие холмы. Самое интересное в моей жизни случилось на летних каникулах, в июле девяносто третьего, когда отец взял напрокат автофургон и повез всю семью на запад.

Проводник мечтательно закатил глаза.

– Господи! До сих пор помню тот день, когда мы проехали Канзас и оказались в Колорадо. Семидесятая автострада. Равнины. Огромное, необъятное небо. Сухой, высокогорный воздух. Отовсюду звучит Фрэнк Синатра – «Самые хорошие годы». Каждый раз, как вспоминаю то лето, слышу голос Фрэнка. В том путешествии он был нашим саундтреком. – Скотт улыбнулся с легкой грустью. – Никогда этого не забуду – сижу с отцом впереди, катим на запад, и где-то в часе езды от Денвера вдруг вижу над горизонтом что-то вроде облачного фронта. Спрашиваю у отца, что это такое, и он говорит – Передовой хребет Скалистых гор, а то, что похоже на облака, на самом деле снег. Снег в июле! Я такое и представить не мог. И так захотелось на эти горы подняться… На самый верх. Пройти по каждому гребню, узнать каждый кряж… На следующий день мы поехали на Эванс, один из четырнадцатитысячников. Мы с сестренкой играли в снежки на вершине. Это было что-то. С тех пор я без гор не могу.

Скотт наклонился и застегнул «молнию» на внутреннем клапане, а потом они с Фостер забрались в спальный мешок и погасили светящуюся палочку.