Багровая земля - Борис Сопельняк

– Проблема меня беспокоит не меньше, чем вас. Согласен, надо действовать, и действовать немедленно. Но… попросим-ка мы закинуть удочку Рузвельта. Пусть начнет он, а если понадобится, подключимся и мы.

Вашингтон. Овальный кабинет Белого дома. 4 марта 1945 г.

Рассеянно перебирая лежащие на столе бумаги, Рузвельт диктует письмо:

– «Лично и секретно для Маршала Сталина от Президента Рузвельта.

Я располагаю достоверной информацией относительно трудностей, с которыми приходится сталкиваться при сборе, организации снабжения и вывоза бывших американских военнопленных и экипажей американских самолетов, сделавших вынужденную посадку к востоку от линии русского фронта».

Президент сделал паузу и обернулся к начальнику штаба:

– Как, Леги, располагаем мы такой информацией?

– Так точно, господин президент. Могу назвать номера и типы самолетов, имена командиров экипажей. Что касается пленных, то по этому поводу есть письмо Гарримана.

– Что он пишет?

– Письмо – не характерное для Гарримана. Мы знаем его как человека мужественного, но на этот раз он паникует и расписывается в собственном бессилии. А резюме такое, – достал он письмо. – «Советский Союз не выполняет своих обязательств и не дает возможности нашим представителям проникнуть туда, где находятся наши военнопленные, освобожденные в Польше».

– М-да, – досадливо крякнул Рузвельт. – Видимо, он давно не был в отпуске. Да за первые шесть слов Сталин может выслать его из Москвы! Надо же! Нет, это писал не дипломат, а сварливый квакер. Он, видимо, забыл, что Германия еще не капитулировала. Да и с Японией хлопот предстоит немало. Мы крайне заинтересованы в помощи России, а наш посол допускает непростительный выпад в адрес союзной державы, вызывая гнев и раздражение Сталина! Попросите Стеттиниуса, чтобы он указал Гарриману на эту ошибку! – жестко приказал Рузвельт. – А теперь вернемся к моему письму, – кивнул он стенографисту. – Пишите. «Крайне необходимо, чтобы были даны указания разрешить десяти американским самолетам с американскими экипажами совершить рейсы между Полтавой и теми пунктами в Польше, в которых могут находиться бывшие американские военнопленные и летчики, совершившие вынужденную посадку. Это разрешение испрашивается в целях снабжения их дополнительным количеством одежды, медикаментов и продовольствия и для того, чтобы вывезти экипажи самолетов и освобожденных военнопленных, в особенности в целях отправки раненых и больных в американский госпиталь в Полтаве».

– Прекрасный ход! – не удержался Леги. – Речь должна идти не о Нью-Йорке, а именно о Полтаве! То есть мы доверяем наших парней вам, мистер Сталин. И единственное, о чем просим, разрешить им лечиться в американском госпитале. Опять же, на них не надо тратить русские лекарства и русскую одежду.

– Идем дальше, – победоносно улыбнулся Рузвельт. – «Я придаю этой просьбе величайшее значение не только из соображений гуманности, но и в силу глубокой заинтересованности американского народа в благополучии соотечественников».

– Все? – поднял глаза стенографист.

– Нет-нет, не все… Далеко не все. Впереди – самое главное. Был у нас один разговор, в Ливадии. Думаю, сейчас самое время о нем напомнить. Пишите. «Во-вторых, что касается общего вопроса о военнопленных, находящихся еще у немцев, я считаю, что мы должны быстро предпринять что-либо. Количество этих военнопленных – русских, британских и американских – весьма велико. Ввиду того, что Вы не одобрили представленный нами план, что Вы предлагаете вместо него?» Вот теперь все, – устало откинулся на спинку кресла Рузвельт.

Начало марта ознаменовалось крупными победами русского оружия. Успешно завершилась Висло-Одерская операция, в разгаре были Кенигсбергская и Земландская, отлично складывались дела в Восточной Померании, Нижней и Верхней Силезии.

Правда, впереди ждали серьезные испытания под Балатоном, но пока – чуть ли не каждую ночь небо Москвы озарялось салютами в честь победоносных дивизий, освобождавших столицы и крупные города Восточной Европы.

Москва. Кремль. Кабинет Сталина. 5 марта 1945 г.

Полюбовавшись фейерверком и задернув штору, Сталин вернулся к столу.

– Подумать только, – раскуривая трубку, сказал он, – в сорок первом на счету была каждая пушка, каждый снаряд, а сегодня мы можем только для салютов держать несколько сотен первоклассных орудий. Или на фронте без них не обойтись? А? Как вы считаете, товарищ Антонов?

– Никак нет, товарищ Сталин. Артиллерии на всех фронтах достаточно. И воюют «боги войны» прекрасно.

– Вот видите, – назидательно поднял трубку Сталин. – А ведь были маловеры, которые сомневались в мужестве, трудолюбии и, не боюсь этого слова, интеллекте советского человека. Были паникеры, были! И мы с ними еще поговорим, – бросил он взгляд в сторону Берии – тот тут же воинственно блеснул пенсне. – Уступают наши пушки, танки или самолеты немецким? Нет. А английским или американским? Тоже нет. А ведь создавалось все это в голой степи, порой под открытым небом. Нет, возможности советского народа еще не исчерпаны, далеко не исчерпаны! – убежденно закончил Сталин. – И он докажет это во время восстановления разрушенного войной хозяйства… Если, конечно, нам не будут мешать, – после паузы добавил он.

Сталин заглянул в какие-то бумаги, недовольно пожевал усы и через мгновенье из добродушного собеседника превратился в строгого, наводящего на всех страх вождя.

– Товарищ Берия, это по вашей части! Что там за возня с пленными? Куда вы их деваете? Мне докладывают, что союзники крайне озабочены судьбой освобожденных ими пленных. От них, мол, ни слуху ни духу. Какое к ним отношение, работают они, учатся или воюют? Почему об этом не знают союзники?

Уловив едва скрытый намек, Берия мгновенно сориентировался и покаянно опустил голову:

– Виноват, товарищ Сталин. Один во всем виноват. Не проконтролировал. Готов нести ответственность. У нас полные мешки писем от бывших военнопленных, – вдохновенно врал он. – Но как их переслать? В Лондон или Вашингтон почтовые самолеты не летают, снаряжать пароход – целая история. И все же мы исправим эту непростительную ошибку, завтра же исправим! Если не возражает Вячеслав Михайлович, – обернулся он к Молотову, – мы перешлем их в посольства. А как доставить письма в столицы, англичане и американцы сообразят сами.

– Ну, вот видите, – подыграл ему Сталин, – есть же выход. Думать надо, товарищ Берия, думать, а не ждать нахлобучки.

Берия снова виновато опустил голову.

– И что они пишут? – поинтересовался Сталин. – Довольны ли оказанным на Родине приемом?

– Не знаю, товарищ Сталин, – развел руками Берия. – Это же письма, через конверт их не прочтешь. Но, судя по личным беседам, довольны. Даже очень довольны! Хотя есть и недовольные… Но в этом виноват лично я.

– Да? – остановился около него Сталин. – Опять вы?