Шанс на жизнь. Как современная медицина спасает еще не рожденных и новорожденных - Оливия Гордон

После того, как мой малыш вернулся домой, я примерила на себя роль матери и вдруг поняла, что с некоторыми вещами я больше мириться не готова.

Я стала мамой впервые и внезапно осознала, насколько мое нынешнее состояние напоминало мне то, как я чувствовала себя в детстве: мне не нравилось, когда все вокруг постоянно твердили, что мне делать, не нравились контроль надо мной и чувство собственной незначительности и бессилия. Я помнила осуждение, которое ощутила в больнице, когда у меня отошли воды и простыни намокли, помнила, как мне не дали лишнего одеяла ночью, когда я только родила. Мне не нравилось, что меня звали просто «мать» (как в детстве не нравилось, когда называли просто «ребенком»), не нравились эти здоровые люди в палате и их наставления. Став мамой, я впервые со школьных лет почувствовала себя настолько незначительной.

Я видела, как с помощью чувства вины женщин заставляют покупать определенные товары или выполнять различные действия. «Пик!» «Пик!» – с вас сняли деньги за очередную очень дорогую вещь. У 70 % матерей есть особая простыня, которая подает сигнал, если ребенок перестает дышать во сне. Столько всего в материнстве завязано на страхе смерти, что покупка ультрамодного матраса и детского автомобильного кресла – прописная истина.

Поэтому не стала покупать простыню с сигналом. Мой сын спал на такой в Грейт Ормонд Стрит, и я знала, что она часто срабатывает, даже когда он прекрасно дышит всю ночь. Пора было перестать понапрасну себя пугать. В отделении ухода за новорожденными мне привили чувство меры. Теперь, когда я видела, как какая-нибудь женщина переживает, что ее ребенок не вынесет прививки, я не могла удержаться от мысли, что она даже не представляет, какие страхи еще существуют.

Было что-то мученическое в материнстве, что-то, что вгоняло женщин в чувство вины, если они признавались, что не хотят проводить бесценные дневные (и ночные) часы за тупыми занятиями, вроде чистки молокоотсоса и его просушки, чтобы он был готов к следующему сцеживанию. А еще было что-то слишком уж нравоучительное в том, как компании, производившие товары для матерей, писали инструкции. Они лучше знали, как пользоваться корректором для сосков, каким количеством воды заполнять стерилизатор (именно столько миллилитров, ни больше ни меньше), а еще утверждали, что молокоотсос нельзя ставить в посудомоечную машину. А не то вдруг он станет удобным и простым в использовании. Мать должна тереть его щеткой. «Что ж, а неонатолог Джайлс Кендалл разрешил мне мыть его в машине, и ничего не случилось!» – как-то раз заявила я упаковке из-под молокоотсоса.

Спасибо мелодичному голосу нашей любимой медсестры из отделения новорожденных, уроженки Уэльса. Он часто звучал в моей голове: «Каждый ребенок у-ни-ка-лен!», и эти слова поддерживали меня, когда я, начав жить жизнью обычных родителей, обнаружила книги, в которых прописывалось четкое расписание не только для малыша, но и для матери: когда она должна завтракать и как тратить на себя отведенные полчаса. Ребенка необходимо переодеть: он должен быть готов к 7:00 – ни секундой позже!

Была одна так называемая рекомендация, которую мне – и многим другим – вечно давали во время беременности и после родов (обычно все непрошеные мнения шли рука об руку с этой фразой): «Перестань беспокоиться, иначе это повлияет на малыша». Самый непродуктивный и снисходительный совет, который только можно дать матерям в наше время.

Мне часто давал его медперсонал, действуя из лучших побуждений. Однажды эту фразу мне сказала медсестра, увидев, как я тихо плачу возле инкубатора. Она попросила меня выйти из палаты – видимо, чтобы не огорчать сына или других родителей. Те же слова я услышала и от ординатора в Грейт Ормонд Стрит. Мы разговаривали о технических сложностях в департаменте, я беспокоилась о записях Джоэла – самая частая вещь, о которой волнуются родители. Ординатор все поняла и обещала разрешить проблему, но в конце беседы довольно жестко произнесла: «Послушайте, вам нельзя так переживать, иначе малыш почувствует ваше состояние и тоже расстроится». Я в ответ лишь покорно произнесла: «Разумеется, доктор».

Если вы беременны или только что стали матерью и тревожитесь о чем-то, то худшее, что вы можете услышать – что стресс негативно сказывается на ребенке или может спровоцировать выкидыш. Такие высказывания совсем не помогают женщинам расслабиться, а лишь ухудшают ситуацию, заставляют чувствовать себя более уязвимыми. Я не могла просто взять и перестать нервничать – это не кнопка, нажав на которую, можно все прекратить.

Мою материнскую интуицию подмяли под себя авторитетные заявления других людей, но к нашей выписке из больницы я вновь научилась себе доверять. Тогда я решила стать мамой, которая не будет жить по расписанию, похожему на школьное, потому что способна принимать собственные решения. Я люблю чувство свободы, а еще я лучше понимаю, что будет правильно для моего ребенка. Стать матерью в отделении новорожденных – настоящее испытание огнем, но я извлекла свои уроки.

* * *

– Если они покинули больницу, это не значит, что они поправились, – однажды сказала мне Джудит Мик, неонатолог Джоэла. Больница – всего лишь одна из ступеней для выживших детей. И для нового поколения у нас нет понятных инструкций о том, что делать дальше.

Когда в больнице мой сын не мог дышать самостоятельно, я удивлялась тому, как другие дети понимают, как дышать. А теперь пришло время задаваться вопросом, как они понимают, как ходить. На своей первой рождественской вечеринке, в возрасте почти одного года, Джоэл лежал на полу, одетый в костюм Санты. Он не мог сидеть без поддержки, хотя обычно в его возрасте малыши уже ползали и пытались вставать. Впервые он пополз в возрасте 15 месяцев (это был его скорректированный возраст[56]) и был так взбудоражен, что я заметила, как он ползал во сне.

Джоэл был крошечным, физически слабым и легко уставал. Он не хотел рисовать, потому что попросту не мог: он так неловко сжимал карандаш в кулачке. Я привыкла, что незнакомым людям казалось, будто он вполовину младше своего возраста. Когда ему исполнилось девять месяцев, прохожие поздравляли меня с новорожденным. Позже один мужчина, заметив, как мой сын возится в своих ходунках, спросил меня:

– Ему год?