Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) - Владимир Хазан
Шрифт:
Интервал:
Колосов доказывал, что ЦК совершил страшное преступление, отказавшись нести ответственность за совершенное Рутенбергом:
Он должен был открыто, пусть даже на самом суде Грабовско-го, сказать: да, это мы, партия соц-рев, приговорили Гапона к смерти, приговорили как предателя и провокатора, осквернившего великий день 9 января. Мы не ответственны за то, как именно произошло убийство Гапона. За это пусть несут ответственность его непосредственные исполнители. Но мы ответственны за самый приговор над Гапоном, ответственны морально, но для нас давно уже нет сомнений в истинной роли Гапона (там же: 27).
Оппонент ЦК и защитник Рутенберга обращался к ДГ и цитировал из него следующее место:
Меня угнетало мое положение, угнетало положение тех, кого я, по поручению ЦК, послал на убийство Гапона.
Один из них при встрече со мной предложил вопрос:
– В каком деле мы принимали участие? В партийном или вашем частном предприятии? Как держать себя в случае ареста?
Я объяснил ему положение и сказал, что в случае ареста они должны сказать правду, т. е. что они, на основании моих слов, исполняли приговор ЦК (ДГ: 94).
В этой связи Колосов задавался резонным вопросом:
Неизвестно, как бы поступил ЦК в том случае, если бы действительно кто-нибудь из исполнителей его приговора над Гапоном был арестован и на аресте заявил то, что предлагал Рутенберг, – весьма вероятно, что ЦК выдержал бы характер и в ответ на такое заявление опубликовал бы такой же торжественный отказ от солидарности с подобным заявлением, какой им был опубликован в деле Никитенко (Колосов 1911: 28-9)33.
Как и Рутенберг, Колосов жил в это время (1909–1914) в Италии, в Кави ди Лаванья. Свою брошюру (или предшествующие ей статьи) он завершил в мае 1911 г. и уже после ее выхода, 28 августа 1911 г., подозревая назревающий скандал и уточняя поэтому некоторые детали, писал Рутенбергу (RA, письмо отпечатано на машинке):
Дорогой Петр Моисеевич, имею к Вам несколько вопросов, касающихся моей брошюры. По-видимому, ей суждено сделаться предметом некоторого обсуждения, так как уже теперь я получаю от заинтересованных лиц ряд возражений. Не стану излагать их все, не стану также называть имена, но вот что между прочим я получаю в виде доводов против Вас.
I. Мне говорят, что того ответа на статьи Маски, который я цитирую с Ваших слов на стр. 28 (ответ ЦК), совсем не было. Что это, стало быть, сочинено Вами или выходит, что сочинено. Чтобы раз навсегда кончить с этим доводом, не можете ли Вы прислать мне копию с этого документа.
II. Мне говорят еще, что ответ такой был, но что Вы дали согласие на его содержание. Что Вы согласились, чтобы в этом ответе ЦК не называл Вас «членом партии». Причем согласие это было дано Вами, кажется, постфактум.
III. Говорят, что о Ваших переговорах с активистами (см. стр. 64 «Былого») Вы заговорили только после того, как произошло разоблачение Азефа..
IV. Вообще будто бы Вы в 1906 г. и позже не называли по именам свидетелей.
Ограничусь пока этими пунктами. И того немало. Если Вам не трудно, ответьте на них.
На формальное право напираю из соображений тактических: раз я это право сам признаю, хотя бы только условно, тем меньше против меня аргументов из противной стороны и тем резче моя основная позиция.
Дело «неудачное» с точки зрения 1) ЦК, так как он поручил двойное убийство и 2) с моей: оно было обставлено так, что чересчур затрагивало нравственное чувство. Если б Гапон был просто убит на улице из револьвера, это было бы много лучше, чем мучительная трагедия в день 28 марта.
Пока всего хорошего. Мне то говорят, что ЦК ответит полным и, конечно, презрительным молчанием на брошюру, то называют лиц, которые будут отвечать.
Жму руку.
Ваш Евг. Колосов Нет ли у Вас статей Маски?
Копии ответа Рутенберга Колосову найти в RA не удалось, хотя основные его пункты представить себе не трудно. Уже отмечалось, что ответ на апрельскую статью 1906 г. Маски (Манасевича-Мануйлова) в «Новом времени» ЦК не давал, если за таковой, конечно, не считать глухое и натужное признание, сделанное в октябре (через полгода!) о том, что «личная и политическая честность П. Рутенберга стоит вне всяких сомнений». Нелепо обсуждать вопрос о том, почему Рутенберг «дал согласие» на эту почти механическую адвокатскую реплику – о вынужденности его, «солдата революции», положении, застрявшего между зубьев бездушной партийной машины, подробно говорилось выше.
Самым серьезным мотивом, звучащим в вопросах Колосова, причем не потерявшим своей актуальности до сегодняшнего дня, остается тема возможных текстовых вставок (версий), которые Рутенберг мог внести после разоблачения Азефа, действуя как бы с развязанными руками и обеспечивая себе тем самым полное «алиби» за счет фактически замолчавшего свидетеля.
В частности, с этим связан 3-й пункт колосовского письма, в котором речь идет об «активистах». Подразумевается следующее место из ДГ:
Краснов и Субботин уехали. А Азеф занялся техической разработкой плана покушения, давая мне детальные инструкции: где, на каких улицах, в какие часы ставить извозчиков, в каких ресторанах бывать, как сноситься с ним (Азефом), как получить разрывной снаряд и пр. Весь план «симуляции» был настолько легковесен, что, при практическом обсуждении его, возможность неудачи вырисовывалась еще яснее.
Не могу сейчас восстановить в памяти моих разговоров с Азефом по этому поводу. Но факт тот, что он признал возможность неудачи и необходимость в этом случае убить одного Гапона. Так как всякие сношения мои с ЦК прекращались с моим отъездом из Северска , то необходимо было все заранее предвидеть и заготовить также и для этого второго случая. Что Азеф и сделал. Он обратился к N-ам (революционная партия) , изложил им положение дела, заявив, что в случае, если придется убить одного Гапона, это будет сделано в Финляндии, между Петербургом и Выборгом, где понадобится помещение, лошади и люди. Он спрашивал эту организацию, чем они могут нам помочь (С. 64).
Дать беспристрастный ответ на вопрос Колосова – велись ли Азефом переговоры с финнами, или Рутенберг уже задним числом ввел это место как вариант, предусматривавший кровавую развязку в Озерках, – не представляется возможным: если говорить о какой-то односложной и однозначной истине, то она унесена героями гапоновской истории в могилу. Однако из этого вовсе не следует, что мы обречены довольствоваться субъек-тивно-вкусовыми оценками/пристрастиями и более или менее убедительно звучащими гипотезами.
Весь ход этого дела – логика спора Рутенберга с ЦК – свидетельствует о том, что обвиненный в превышении полномочий убийца провокатора Гапона действовал совершенно адекватно на разных его этапах, и в его версии событий нет никаких противоречий между тем, что он говорил до и после разоблачения Азефа. Не существует документов, опираясь на которые можно было бы доказать обратное. Вот почему даже если занять по отношению к ДГ крайне скептическую позицию, вряд ли можно всерьез говорить о какой-либо уязвимости его автора.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!