Затерянные в Эльдорадо - Светлана Нарватова

А на небо, словно ниоткуда, стали набегать облака и складываться в темную тучу. Туча росла, росла, ветер задирал покрывала, показывая мужчинам-свидетелям упругую попу Апони и столь же упругий орган Вичаше. Похоже, отсидеться на полях замужем за Вичаше ей не удастся.

Торжественный Матхотоп смотрел, как прячется в тучах солнце, а землю окутывает сумрак.

– Боги не принимают этот брак, – сказал он громко и неожиданно.

– Как это не принимают? – испугался дядя Сеуоти, которому предстояло вернуть жениху подарки за невесту.

Можно и не возвращать, конечно. Апони буквально увидела, как эта мысль мекнула на хитром лице дяди.

Но Вичаше – не тот человек, с которым стоит ссориться, прочитала Апони на лице у казначея.

– А, может, как-то можно сделать так, чтобы Суа дал согласие на этот брак? – толстый Вичаше, привыкший командовать, снял золотой чеканный нагрудник и протянул его жрецу. – Думаю, Суа останется доволен, – гораздо тише произнес, почти прошептал, казначей.

На лице его отразился испуг.

На Матхотопа и раньше-то было страшно смотреть. Но теперь его глаза полыхали огнем. Он со всей дури ударил посохом по земле.

И небо ответило ему громом и молнией.

Вичаше скукожился.

Матхотоп, напротив, расправил плечи.

И в следующий момент на всех обрушился тропический ливень.

______________________________

128 - Была бы рада, если бы эти обычаи были рождены моим воспаленным воображением, но это не так. Как информация про пробные браки. Пробным он был для мужа. Не понравилась жена – вернул в род.

129 - По свидетельствам конкистадоров, к моменту испанского завоевания муиски уже не приносили человеческие жертвы. Кто знает, как было на самом деле? Однако те же «хронисты» говорят об обычае, согласно которому ненужного раба хозяин мог отправить стоять на коленях возле храма. И когда жрецу нужна была жертва, он мог использовать любого из «рабов на ступенях».

130 - За жену было нужно заплатить трижды. В любой момент глава рода мог отвергнуть подарок жениха и отказать в браке, сказав, что подарков недостаточно.

Встал я рано, затемно. Не знаю, почему-то не спалось. И отправился в Вилья-де-Лейва на первом же чиве131. На борту уродливого родственника автобуса было написано многообещающее название «Скороход». Впрочем, в Колумбии все горазды обещать. Мне было интересно посмотреть на участок дороги, который мы так плодотворно объехали вчера на такси, и я сидел, уткнувшись в окно. Однако где-то через полчаса банально уснул под взбрыкивание лошадиных сил под капотом и болтовню соседки, сеньоры с роскошными формами, занявшей два сидячих места сразу. Проснулся я только на автостанции Вилья-де-Лейва. Точнее, меня разбудили.

Я огляделся, пытаясь понять, где я нахожусь. В голове теснились образы из сна: колумбийская сельва, мордатые ревуны, испуганная Келли, сжимающая смешную подвеску, которая висит у нее на шее…

В общем, всякая чушь.

Келли, кстати, на связь так и не вышла, хотя приехал я в одиннадцатом часу. Я заглянул в ресторан, хотя завтракать не тянуло. Судя по состоянию – ужинать тоже не захочется. Блондинки не было. Я поднялся на второй этаж и постучал к ней в номер. Снова тишина. Это игнорирование начинало подбешивать. Что за дурацкая женская привычка: что-то себе придумать и гордо уплыть в туман под парусом обиды? Иначе упорное игнорирование со стороны француженки я объяснить не мог.

Я ввалился к себе. Снял одежду, пропахшую кислым потом и местными специями, – ароматами, которыми был пропитан воздух в чиве. Залез в душ, отмокать. Переоделся в чистое. Завалился на кровать, закинув руки под голову, и уставился в потолок. Где теперь искать эту девчонку? И нужно ли? Кстати, нужно придумать, что делать с изумрудами. Теперь мысль о подарке не казалась мне столь безупречной. Что такое простенький изумрудный комплект в сравнении с бриллиантовым помолвочным кольцом графа Кэмпебла? Даже думать не хотелось на тему, куда и с какими словами его бы вернула Келли.

Я повернул голову к столу. Именно там, на стуле, я оставлял свою джинсовую куртку, в которой оставался футляр с подарком.

Стул стоял.

Куртки не было.

Не могу сказать, что меня подкинуло, но я напрягся. И драгоценности, и удостоверение Интерпола, пусть уже недействительное… Не хотелось бы, чтобы это всё попало в чужие руки. Я попытался успокоиться. Скорее всего, горничная перевесила ее в шкаф. Не выношу, когда мои вещи трогают без моего ведома. И вообще трогают. Этого не понять тем, кто вырос дома, а не в пансионате, где практически нет такого понятия, как личное пространство. Я представил в красках, как буду устраивать разгон горничной, и направился к гардеробу.

Да, куртка висела здесь. Я выдохнул. Всё же приятнее устраивать разгон за то, что девушка позволила себе перевесить вещь, чем за то, что она ее украла. Я сунул руку во внутренний карман. Всё было на месте. Более того, в нем было кое-что лишнее. То, чего не было изначально. Сложенный вчетверо листок.

Почерк Келли я видел вскользь, при регистрации в отеле. Ровные, округлые буковки были словно нанизанные на нитку бусины. Над ними возвышались заглавные буквы с причудливыми росчерками132. Такой каллиграфический курсив дрессируют только в лучших британских школах.

«Дорогой сэр Уэйд133, я глубоко благодарна вам за внимание к моей скромной особе. В постели вы заслужили пять баллов из пяти. Особенно последний, утренний заход. Однако пепел Натана Роя стучит в мое сердце134 и зовет меня немедленно открыть тайну наследства. Не хотелось бы отвлекать вас от важных дел Интерпола. Полная и исчерпывающая информация о возможных находках будет представлена в правительственную комиссию. Гарантией моей добропорядочности выступит свидетель, гражданин США, Эндрю Додсон, и проводники – граждане Колумбии.

Келли Рой Дежарден

P.S. Передавайте привет Альберту Кэмпеблу и его дорогой супруге, моей однокласснице.

P.P.S. Или не передавайте. На ваше усмотрение»

Она заранее знала, кто я. Она попользовала меня. Она рылась в моих вещах.

Да, меня развели, как мальчишку. Да, она с самого начала знала, кто я. Возможно, запомнила с того единственного раза, когда мы виделись на соревнованиях по гребле. Хотя вряд ли я сильно выделялся среди таких же снобов. Скорее, она узнала обо мне позже, когда уже после школы собирала информацию о Альберте. И планомерно, шаг за шагом, хладнокровно приручала.

Злость взорвалась во мне, как пороховая бочка.

Я порвал записку на клочки. Потом поднял обрывки с пола и порвал снова – просто в пыль. Да кто она такая? Да что она себе позволяет?! Рыться в моих вещах?