Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная

недостатком гуманитариев-прогрессистов при советской власти, а именно: литературоцентризмом. Ничего, кроме русской литературы XX века, ее не интересовало, ничего она вокруг не видела и не желала видеть. Науку, искусство, политику, экономику, социологию, наконец философию считала второстепенными дисциплинами, не стоящими ее внимания. Равно как и зарубежную литературу.

Как это у Аси проявлялось? Да очень просто. Когда Твардовский, интеллигент в первом поколении, пробивал «Чуму» А. Камю, Ася, интеллигентка уже не в первом поколении, только пожимала плечами. То же самое относилось и к Бёллю. Стараясь напечатать Бёлля, я избегала Аси; знала, что она может только помешать. Зачем «Новому миру» Камю? Зачем ему Бёлль? Тем более — зачем книга о Гитлере? О Гитлере писать в СССР запрещено. И не надо. Разве это интересно? (Книгу о Гитлере мы с Д.Е. дали в «Новый мир», о чем дальше отдельная глава.)

«Новый мир» в 70-м перестал существовать в том виде, в каком существовал при Твардовском. Фактически его разгромили «до основанья». Главному редактору пришлось уйти. Вместе с ним убрали и старую редколлегию. И часть сотрудников, в том числе А. Берзер.

То была не только Асина трагедия, не только трагедия журнала, его редколлегии и главного редактора Александра Трифоновича Твардовского, но и трагедия всей читающей публики в СССР. Какой светильник разума угас! Я говорю это о журнале «Новый мир»!

Но жизнь есть жизнь! Часть старых сотрудников продолжала трудиться в «Новом мире». Советская власть не приучила людей отстаивать свои и чужие права.

Ася восприняла это как личную обиду. Твардовский и редколлегия ее не сильно волновали. Ее волновало другое: работающие подруги не привлекали ее к делам редакции, не привечали, не слушали ее советов.

А между тем Асе и после увольнения было легче легкого под чужим именем брать редактуру, писать рецензии и переводить с подстрочников. Словом, обеспечить себе и сестре безбедную жизнь!

Но разве дело было в деньгах? Дело было, как мы тогда говорили, в принципе. Работать под чужим именем Ася не хотела. Не желала и писать в стол. С какой стати?

И еще: мешала клановость. Клановость была, пожалуй, ключевым словом.

Расскажу только одну историю об Асиной клановости.

В начале 80-х муж привел к нам в дом обаятельного молодого экономиста Колю Шмелева. Не пройдет и пяти-шести лет, и Коля alias Николай Петрович Шмелев станет автором нашумевшей статьи в «Новом мире» (увы, уже без Твардовского) «Авансы и долги»77. Статью эту не забыли до сих пор, ведь она была из первых ласточек грядущих перемен.

В «Авансах…» Шмелев сформулировал, казалось бы, очевидную истину: советская экономика по самой своей сути была… тормозом прогресса.

Вот что написал Шмелев в «Новом мире» в 1987 году: «…настойчивые, длительные попытки переломить объективные законы экономической жизни, подавить складывавшиеся веками и отвечающие природе человека стимулы к труду привели в конечном счете к результатам, прямо противоположным тем, на которые мы рассчитывали. Сегодня мы имеем дефицитную, фактически несбалансированную по всем статьям и во многом неуправляемую, а если быть до конца честными, почти не поддающуюся планированию экономику, которая не приемлет научно-технический прогресс…»

Шмелев приобрел известность и как писатель — автор романа «Пашков дом». Этот-то «Пашков дом» и заставил меня в тех уже далеких 80-х обратиться к Асе Берзер. Дело в том, что, прочтя рукопись романа, я не знала, что посоветовать Шмелеву: в какой журнал или издательство ему лучше всего обратиться. Более того, не знала, стоит ли Коле посвятить себя литературе, писать дальше… Вот я и направила Николая Петровича к Асе Берзер, к самому квалифицированному арбитру из всех, кого знала.

Благо мы с Асей в 80-х сблизились. Она все еще тяжело переживала свое увольнение из «Нового мира», а я тяжело переживала вынужденную эмиграцию сына, как тогда казалось, вечную разлуку с ним и с обожаемым внуком. В этот очень трудный для нас период мы с Асей почти ежедневно перезванивались и подолгу болтали по телефону. Как могли утешали друг друга.

И вот по телефону же я попросила Асю проконсультировать Колю Шмелева.

И что же? Ася мне даже не отзвонила. Позвонила Муха-Мухочка и сообщила, что Ася… возмущена: как я могла послать к ней совершенно неизвестного человека, человека с улицы. Да еще с его писаниной. К тому же этот нахал принес ей цветы, а может, коробку конфет… Не помню, что осмелился презентовать неподкупной Берзер нахал Шмелев…

Конформистка Муха предложила мне извиниться перед Асей. Мол, я же говорила тебе, что она чокнутая… Может, боится, что Шмелев — агент КГБ и будет выуживать из нее, Аси, литературные секреты.

Я извиняться не стала. Сперва рассердилась, потом пожалела Асю. Ведь Коля был, с моей точки зрения, чрезвычайно занимателен: умница, симпатяга, немного пижон, немного шестидесятник-диссидент, выпивоха, говорун и знаток жизни «верхов» — одно время был зятем Хрущева[Н.П. Шмелев мог бы сыграть гораздо большую роль в судьбе страны. Но ему представилась возможность читать лекции в Западной Европе, кажется, в университете в Швеции. И он согласился. Отбыл из страны на долгие годы. Уехал в самое судьбоносное время. Совершил роковую ошибку.].

Но для Аси Шмелев был человек не ее круга. И этим все сказано.

Самое печальное, что как раз советская власть была заинтересована в том, чтобы разделить интеллигенцию на «круги» и «касты». Загнать в разные «загоны» и заставить вариться в собственном соку…

Но хватит о ненавистной мне кастовости. Стоит ли попрекать ею умную, бедную, гордую Асю?

Инцидент с Колей Шмелевым был скоро забыт. Мы с Асей продолжали подолгу болтать по телефону.

Но время шло. Каюсь, того подземного гула, который предшествует крутым переменам в судьбе стран и народов, я не услышала… Однако скоро перемены стали видны, что называется, невооруженным глазом. Мы с мужем воспрянули духом. Асю — все раздражало. Раздражали и новая литература, и обилие новых газет, журналов, издательств, и новые богачи, и столь удобные каждому москвичу базарчики возле метро…

А потом приоткрылись границы. И наша жизнь с Д.Е. изменилась. Несмотря на его болезнь, мы стали много ездить.

И постепенно мы с Асей отдалялись друг от друга. Хотя все еще часто перезванивались. Но прежней сердечности уже не было. По правде говоря, я никому не прощала даже воркотни по адресу молодых реформаторов: Гайдара, Чубайса.

Ася умерла в 1994 году. За год до того я похоронила мужа…

А в 1995 году прочла в журнале «Звезда» незаконченную книгу А. Берзер «Сталин и литература». Прочла и поразилась. Даже зная недостатки Аси, даже зная ее