Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная

литературоцентризм, я все же была удивлена, поняв, в каком перевернутом мире она жила.

Асей движет фанатическая ненависть к Сталину. И в этом мы едины. Но поражает полное нежелание осознать роль Сталина в контексте истории. Понять, что Сталин был венцом тоталитарной системы, созданной Лениным. Для Аси Сталин — монстр, упырь, неизвестно откуда взявшийся. Его политика — следствие сволочного характера. Всего лишь…

«Из каких революционных недр» появился этот «бездарный, маленький коварный человечек», этот «хитрожопый» тип? — вопрошает Ася.

Опираясь на исторические изыскания Ю. Трифонова, она пишет, что Сталин похерил правду о Гражданской войне, о Снесареве, о братьях Трифоновых и других людях, сражавшихся и побеждавших под Царицыном. А ведь именно они были «реальными участниками революции, подлинными создателями Красной гвардии, Красной Армии».

Но что мы знаем об этих братьях Трифоновых, об этом Снесареве? О страшных годах Гражданской войны, экспроприаций, подвалов Чека, подавлении восстаний и мятежей?

Мне кажется, что сам Трифонов в своих произведениях о Гражданской войне понимал: он соскреб только первый, самый верхний слой фальсификаций. Сталинский слой. Если бы он так не думал, то был бы не Юрием Трифоновым, а Михаилом Шатровым…

Впрочем, не это — тема Асиных писаний. Она пишет о литературе. Как сказано, всю жизнь была занята литературой. И не литературой вообще, а русской советской литературой нескольких десятилетий XX века.

Да, эту литературу губил и растлевал на наших с Асей глазах Сталин своими постановлениями-разгромами и своими премиями, своей хвалой и своей хулой. Ася подметила, что Вторая мировая война началась и кончилась в СССР сталинскими постановлениями о литературе: в обоих случаях — разгромными. Знаменательно!

Литературу сталинских времен А. Берзер знала отлично — тонкий вкус, любовь к великим произведениям русской классики сделали ее беспощадной к жалким поделкам той эпохи. Никому Ася Берзер не дает поблажки. Пишет и об «ужасной стилистике Леонида Леонова или Всеволода Иванова, которых… никогда не могла дочитать до конца», и о «лживой и густой малограмотности» Федора Панферова, и о «хитреце-драмоделе» Корнейчуке, весь творческий путь которого «подл», и о близком к Корнейчуку типе «ловкача-уловителя» Павленко. Так же бескомпромиссно относится она и к некогда любимым многими интеллигентами Симонову и Борису Горбатову. Их беспринципность Ася вычитала из симоновско-горбатовских заказных творений. Только из «стилистики». Еще одно доказательство того, что из-под нечистых фальшивых перьев не рождается хорошая литература.

Однако, как только речь выходит за рамки литературы, просто диву даешься. Тот же Сталин у Берзер и агент охранки, и бандит, и вор (украл чужую библиотеку в ссылке). Какие мелочи! Подумаешь, библиотека! Сталин украл гигантскую страну. А революционеры все о библиотеке. Может быть, потому, что библиотеку собирали сами, а страна уже была краденой. И сколько уникальных библиотек разграбили верные ленинцы в ходе революции!

И кто сказал, что Сталин восемнадцать раз приходил во МХАТ на «Дни Турбиных»? Она, Ася, и ее приятельницы ни разу на этом спектакле Сталина не встретили. И уже в 1929 году в ответ драматургу Билль-Белоцерковскому Сталин себя разоблачил — никакой любви к Булгакову и к его гениальной пьесе он не питал. А разрешил снятый с постановки спектакль исключительно из своих хитрых («хитрожопых») сталинских соображений. Разумеется, кто будет спорить с этим? Но почему Ася всего лишь мельком поминает само письмо модного и влиятельного в ту пору драматурга Билль-Белоцерковского? Письмо-донос. Билль-Белоцерковский призывал Сталина не быть либералом и, руководствуясь исключительно «классовым подходом», запретить к чертовой матери пьесы классово чуждого Булгакова… И разве один был такой урод в тогдашней литературе? Лев Разгон рассказывал мне, что в годы юности он и его друзья, науськанные «старшими товарищами», ходили в Художественный, чтобы зашикать, сорвать спектакль «Дни Турбиных». Сталин был действительно хитрый политик — он и «Дни Турбиных» разрешил, и Маяковского реабилитировал, и вернул в Россию Горького, который сбежал от Ленина и от советской власти. Вернул после войны и Куприна. И охотно вернул бы Бунина, лауреата Нобелевской премии. Даже послал за ним своего эмиссара Симонова.

Я отнюдь не поклонница Союза писателей, созданного в 1934 году. Но разве можно забыть о том, что представлял собой РАПП — объединение пролетарских писателей?

По словам Аси, после Сталина наступила «светлая эпоха» Хрущева. «Светлая для всех честных людей». Совсем в духе пионерской песни: «Близится эра светлых годов, / Клич пионера “Всегда будь готов!”».

Но вот Пастернак назвал «Никиту» дураком и свиньей… Вообще насчет «светлой эпохи» — сильно преувеличено… Реабилитировали только «незаконно репрессированных». Да и то лишь небольшую часть — остальные погибли. А крестьян вообще не реабилитировали. И землю их наследникам не вернули. И десталинизацию не провели. И руководство литературой и искусством малограмотными аппаратчиками и персонально генсеками не отменили. И ребят, которые читали тогда стихи у памятника Маяковскому, сажали в психушки и делали им насильно уколы, разрушавшие их психику. На совести Хрущева и позорная травля Пастернака.

Впрочем, тут меня все же заносит. При Хрущеве жить стало и впрямь куда безопаснее и лучше, нежели при Сталине.

Главное, однако, произошло в политике, а не в литературе. Первое и самое важное при Хрущеве — это разрядка взамен постоянного нагнетания военных расходов и военной истерии.

Но вот беда — Ася Берзер вообще ничего не желала слушать о международных делах. Эти дела, по ее мнению, только мешали литературе.

«Как бы ни развивались события в мире (будем мечтать о том, чтобы они шли в согласии и гармонии!), но все равно, при всех катаклизмах, эта роковая связь международной и литературной жизни должна быть разрушена, нравственно переработана, должна исчезнуть навсегда». И далее: «Не надо забывать и об образе международника. Человека, который никогда ни за что не пострадал. У которого не было собственного пути, только сиюминутно установленный — общий. Он вышел из пекла в том же свитере, с тем же микрофоном в руках. Я выключаю телевизор сразу, как появляется он, стараясь не услышать ни слова. Я не читаю их статей, и появление их всегда связано для меня с предчувствием недоброго».

И уж совсем дико слушать, что «грубая и прямая зависимость литературы от железных и бетонных стен, от атомной бомбы и ее открытий — непереносима для воздуха литературы». «Берлинский кризис, Кубинский кризис (кстати, его спровоцировал Хрущев. — Л.Ч.) — все кризисы одинаково вели к очередным разгромам в литературе…»

При каждом кризисе человечество было на грани гибели, а Ася о… литературе.

Как раз положительные действия Хрущева вызывали неприятие А. Берзер. В том числе массовое строительство, о котором я уже говорила.

Для Аси строительство