Воля под наркозом - Михаил Серегин

Потом потянулись дни ожиданий, ведь Колесов ушел в чем был, переодевать его в плохонькую одежонку потребности не было, поэтому в голову никому не пришло. А хорошо одетый человек с умственными способностями амебы рано или поздно должен обратить на себя чье-либо внимание. Ерема ежедневно наводил справки в психиатрических клниках, благо, работа позволяла делать это без особых проблем. Однако дни шли, а новостей о Колесове не было никаких. Иногда Кате даже приходила в голову мысль, что Колесов каким-то чудесным образом сумел обмануть, обвести их вокруг пальца, а теперь затаился где-то и сидит, злорадно посмеиваясь. Разумеется, она понимала, что такой вариант совершенно невозможен: если словесной обработке, даже подкрепленной и усиленной медикаментозно, еще как-то при наличии определенных навыков и талантов можно попытаться противостоять – по крайней мере, она, Катя, рискнула бы, – то перед техническими методами обработки ничья психика не устоит.

Постепенно напряжение спало. Все пришли к единодушному выводу, что инстинкт увел Колесова в такие дали, откуда возврата нет. И тут объявился Ладыгин.

Катя не сомневалась, что реальной угрозы теперешний Колесов не представляет. Что-либо рассказать он просто не в состоянии. Но как только некоторым ответственным товарищам станет известно, в каком состоянии пребывает начальник секретного объекта – странно, что ПМ до сих пор об этом не знает; может, она не единственный его агент, который работает на два фронта, чтобы и волки сыты, и овцы целы, – сотрудников сразу же возьмут под особое наблюдение, вопросы начнут задавать неприятные. Кажется, все действительно идет к тому, что нужно в срочном порядке обрубать концы и сматываться. Но для этого надо обеспечить себе несколько спокойных дней. Так что Колесова в клинике все же придется навестить, своими глазами посмотреть, в каком он состоянии, чтобы иметь возможность просчитать самый худший вариант.

Только вот как это осуществить? А чего она, собственно, мучается? Как осуществить? Очень просто – открыто прийти в клинику. Разве не имеет права она, старший научный сотрудник лаборатории, навестить больного начальника? Откуда узнала, что Колесов в клинике? Да мало ли откуда, знакомый доктор мог вскользь упомянуть о странном пациенте. Она спросила фамилию пациента, очень удивилась и тут же побежала в клинику.

Кстати, неплохой повод поторопить события с Ладыгиным, с которым она «нечаянно» столкнется на территории клиники.

Катя взяла телефон, набрала номер.

– Потапов? Здравствуй. Извини, что разбудила. Я завтра пораньше к профессору поеду. Идейка одна есть, обсудить надо. Заодно с пациентом ему помогу. Да, сама все сделаю. У меня для профессора завтра же другое дело найдется. Ты вот что, организуй ребят для испытания «ПИ-2» сразу после планерки. Да мне командировку оформить не забудь. Сделаешь? Вот и ладушки. А я днем позвоню, справлюсь, как дела идут. Идейка? Да, интересная, тебе точно понравится. И ты спи спокойно.

Катя задумчиво подбросила трубку в руке. Вот и ладушки. А индюку Ивашевскому при следующей встрече она намекнет, что сразу семь загадочных смертей сотрудников лаборатории, которые к тому времени уже произойдут, случились, в соответствии с записями, непосредственно после испытаний нового прибора. На такую информацию ПМ просто не в состоянии будет закрыть глаза. Исследования временно приостановят, возможно, назначат внутреннее расследование. А она тем временем под шумок подготовит все необходимое для своего исчезновения и нелегального выезда за границу.

Ради этого можно будет даже «умереть», лучше всего в результате пожара, чтобы найденный труп могли опознать только по косвенным приметам. Если к семи смертям добавится восьмая, это уже никого не удивит.

Крутиков примчался в терапию около двенадцати с вытаращенными глазами. Приплясывая от нетерпения, он то и дело заглядывал в палату, где я занимался с пациентом, натужно пыхтел и делал мне страшные рожи.

– Извините, – не выдержав, обратился я к пациенту. – Очевидно, там произошло нечто экстраординарное, требующее моего немедленного присутствия. Сестра все остальное сделает сама. Не волнуйтесь, Верочка у нас очень опытный работник.

Веснушчатая Верочка, зардевшись от похвалы, рьяно взялась за пациента.

Я, стараясь не сорваться на бег, вылетел в коридор и напустился на Колобка:

– Ну, чего? Не томи душу, что случилось?

Глаза Колобка восторженно блестели.

– Идем скорее! – таинственно зашептал он и с бешеной скоростью покатился в психиатрическое отделение.

Тяжело дыша, он влетел в Мишкину палату, сложил на груди руки – точь-в-точь Наполеон, выигравший очередную историческую битву, – и торжественно сказал:

– Вот!

Колесов сидел на кровати в привычной неподвижно-напряженной позе и смотрел на экран телевизора.

– Что «вот»? – уточнил я.

Тезка нетерпеливо забегал по палате.

– Скажи ему что-нибудь!

– Что сказать?

– Да что хочешь! – Колобок в негодовании от моей непонятливости потряс поднятыми кверху руками, снова сцепил их на груди и уже спокойнее повторил: – Что хочешь, то и скажи. Сам увидишь.

Я подошел, встал между телевизором и Мишкой и, глядя ему в глаза, сказал:

– Ладыгин.

Колесов молчал, заинтересованно глядя то ли на меня, то ли сквозь меня на экран. Я вопросительно посмотрел на Колобка. Тот расплылся в улыбке и закивал головой так быстро, что я испугался, как бы она не оторвалась.

– Ладыгин, – повторил я не слишком уверенно.

Мишка еще несколько мгновений смотрел на меня, потом слабо улыбнулся и сказал:

– Очень приятно.

Колобок радостно и совсем несолидно взвизгнул. Чувствуя, что колени мои подгибаются, я пошарил вокруг в поисках стула. Мгновенно сориентировавшись, тезка подхватил стул, подставил его мне под задницу.

Я машинально сел. Мишка, продолжая безмятежно улыбаться, сообщил:

– Ты – друг.

– Д-друг, – потрясенно выдавил я.

– Друг – это хорошо, – доверительно сказал Колесов.

Растерявшись, я не знал, что сказать. Потом пробормотал:

– Мы в институте вместе учились, помнишь?

Мишка отрицательно покачал головой и счастливым голосом поинтересовался:

– А что такое «институт»?

– Институт – это такое заведение, в котором люди…

– Что такое «заведение»? – перебил Мишка.

Я беспомощно перевел взгляд на Крутикова. Тот расхохотался.

– Надо ему литературы притащить побольше, пусть просвещается.

– А что такое… – начал было Колесов, но замолчал и с любопытством уставился на дверь.

Я оглянулся. У входа в палату стояла Лера.

– Здравствуйте, – смущенно сказала она. – Можно, Владимир Николаевич?