Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса - Генри Воллам Мортон

В гостинице царит вполне спартанская обстановка. Сквозняки разгуливают по всему дому — от парадных до задних дверей. В холле скопление разнообразных тростей, напоминающих Лурд с его ненужными костылями. В стеклянных ящиках красуются неправдоподобно большие рыбины (на ум невольно приходит сумасшедший таксидермист, накачивающий их с помощью насоса). Эти потрясающие экземпляры, очевидно, призваны внушить великодушным и непредвзятым умам, что не все фантастические истории рыбаков апокрифичны. На консолях расставлены чучела оленьих голов. Черные выпуклые глаза взирают на посетителей с легким укором, над ними громоздятся роскошные вешалки рогов. От этих красавцев невозможно нигде укрыться. Их стеклянный взгляд пронизывает вас, даже когда вы следуете по длинному коридору к своей спальне.

Случайному постояльцу не слишком уютно в подобных гостиницах. Он ощущает себя нежелательной помехой — примерно как человек, вынужденный прозябать в чужом клубе, пока в его собственном проводится косметический ремонт. Стоит зайти в комнату, как разговор, шедший до того, внезапно прерывается. Поневоле чувствуешь себя нахалом, вторгшимся на чужую территорию. Ты не убиваешь оленей и не истребляешь осетров, следовательно, не являешься членом тайного сообщества. На тебя смотрят как на неуместное (и весьма неприятное!) напоминание об окружающем мире.

Во время завтраков и обедов вас неизбежно преследует оленина. Лично я ненавижу оленину! По-моему, это блюдо совершенно незаслуженно перехваливают. Я бы скорее предпочел мясной фарш из консервной банки. Даже странно, что шотландцы — подарившие миру такие восхитительные супы и каши — в девяти случаях из десяти оказываются неспособными приготовить приличное мясо. Эта черта роднит их с ирландцами, те тоже не умеют жарить мясо. Ростбиф в ирландской гостинице более всего смахивает на кусок резинового коврика. Трудно себе представить более жалкое кухонное изделие, если, конечно, не брать в расчет жареную оленину из благословенного Края Оленины. Единственное, что примиряло меня здесь с завтраками, — это джем из красной смородины. Об осетрине не скажу ничего худого. Шотландцы великолепно готовят осетра — когда удается его поймать!

Как правило, завтраки в гостиницах, подобных этой, проходят в одиночестве. Столовая наполовину заполнена случайными автомобилистами. Постоянные обитатели в эту пору отсутствуют: они либо ползают на пузе в вересковых зарослях, либо же стоят с удочкой по пояс в воде. То ли дело обед! К этому часу охотники обязательно спускаются с холмов, а рыболовы выныривают из «лохов».

Они сидят за столом в гробовом молчании — истинное воплощение английского духа — и бесстрастно поглощают оленину. На их непроницаемых лицах печать былого. Их твидовые пиджаки в крупную клетку и вечерние галстуки бабочкой свидетельствуют о социальном статусе владельцев: здесь сплошные генералы, адмиралы и губернаторы провинций! Сразу же представляются серые контуры линейных кораблей, стройные колонны пехотинцев и запыленные эскадроны кавалерии, жаркие пустыни и белые города на берегу чужих океанов — все то, что служило фоном к их прошлой жизни. Теперь эти люди самозабвенно ползают в вереске, бродят по мелководью и с каменными лицами сидят по вечерам за столом. Они ждут не дождутся того часа, когда можно будет потихоньку улизнуть в маленькую комнатку позади бара. Там их ждет вечерняя порция скотча из личных запасов хозяина и бесконечное обсуждение дневных успехов и неудач.

Порой до нас, непосвященных, доносятся обрывки их разговоров.

— Ей-богу, в нем было не меньше двенадцати фунтов. Я три часа шел за ним вдоль русла реки, а затем ветер поменял направление…

— Я бросился на него! Он лежал под камнем — двенадцать фунтов и ни унцией меньше! И поверьте мне…

— Вы помните старину Монти Мэддокса?

— Генерала?

— Да, того самого. Это он поймал огромного осетра, который выставлен внизу, в гостиной!

— Постойте, когда ж это было?

— В тысяча восемьсот девяностом… Верно я говорю, Ангус?

Хозяин гостиницы не спеша выколачивает трубку о каминную доску и после характерной шотландской паузы изрекает:

— Нет, не в тысяча восемьсот девяностом. Эт' было в тысяча восемьсот девяносто втором… пятнадцатого сентября.

И все с почтением внимают заговорившему оракулу.

В этой части Шотландии в полях нередко встречаются таблички с изображением бегущего оленя. Иногда же, устремив взгляд на далекие склоны холмов, вам удается заметить движущиеся коричневые пятна. Это и есть олени. Даже невооруженным взглядом видно, что держатся они с невероятной, прямо-таки сверхъестественной осторожностью. Если же прибегнуть к помощи бинокля, можно разглядеть небольшое стадо самочек, которые медленно передвигаются по склону, следуя за своим вожаком-оленем. Они щиплют траву, но и то и дело вскидывают головы, настороженно принюхиваясь чуткими ноздрями. Что касается самца, он стоит немного в сторонке и бдительно поглядывает по сторонам, при этом грациозно изгибая шею. Кажется, он догадывается, что над его великолепными ветвистыми рогами нависла смертельная угроза.

И вы невольно задумываетесь: кто именно из этих клетчатых генералов-адмиралов в настоящий момент ползет по склону с единственной целью погубить прекрасное создание?

3

Дорога на Форт-Огастес тянется вдоль северного берега озера Лох-Несс. Этот водоем полностью соответствует моему представлению об идеальном горном озере — узкое, сильно вытянутое в длину, оно даже не пытается притворяться морем. Зато на протяжении целых двадцати четырех миль радует чрезвычайным разнообразием пейзажей, состоящих прежде всего из холмов, леса и воды. Я в жизни своей не встречал столь глубокого внутреннего озера — вода его кажется буквально черной от бесчисленного количества морских саженей до дна (мне говорили, что глубина Лох-Несса достигает 130 морских саженей).

Самое глубокое место (свыше 750 футов) располагается как раз напротив развалин замка Уркварт. Вода здесь зловеще-темная, и в ней, как в зеркале, отражаются мрачные стены древнего замка. Сорная трава уж много столетий атакует каменные плиты, пытаясь разворотить фундамент здания. Но оно упрямо стоит на месте, нависая над темными водами Лох-Несса. Кажется, будто старый замок разговаривает с озером, пересказывая ему свою долгую историю, в которой было немало войн и осад. А что рассказывает ему в ответ озеро? Кто знает… У них обоих полным-полно собственных секретов.

Именно на этой дороге далеким августовским днем 1773 года произошла знаменательная встреча: Босуэлл впервые увидел массивную фигуру своего будущего кумира, доктора Джонсона. Тот ехал ему навстречу и, как отмечает «Босси», весьма неплохо держался в седле. Здесь же, на берегах Лох-Несского озера, доктору довелось познакомиться с одной из жительниц Хайленда, старой миссис Фрэзер.

Вот как описывает эту забавную историю Босуэлл в своей книге «Дневник путешествия на Гебриды с доктором Джонсоном»:

Вдалеке виднелась маленькая хижина с пожилой женщиной на пороге. Подумав, что подобная картинка может понравиться доктору Джонсону, я обратил на нее внимание моего попутчика. Он тут же решил, что не худо было бы заглянуть внутрь. Мы спешились и в сопровождении наших провожатых проследовали к жилищу, которое при ближайшем рассмотрении оказалось жалкой лачугой, наполовину врытой в землю. Окон не было, свет проникал внутрь лишь через небольшую дыру в стене (да и то, когда его не затыкали куском торфа). Прямо посреди помещения на земляном полу горел костер, на котором готовилось какое-то варево — судя по всему, старуха варила мясо козы. Дым выходил в маленькое отверстие, проделанное в крыше. Один конец комнаты был отгорожен плетеной из ивовых прутьев загородкой — получалось нечто среднее между загоном и детским манежем. Там действительно копошилось изрядное количество чумазых ребятишек. Мебель в хижине отсутствовала.