Ты поймешь, когда повзрослеешь - Виржини Гримальди

Через три дня мой контракт заканчивается. Через четыре дня Луиза и Густав сыграют свадьбу, и я уеду в Париж. Сегодня я займусь своими волосами.

Роза составила мне компанию. Накладывая черную краску на ее шевелюру, Бернадетта спрашивает, что бы я хотела изобразить на своей голове. Я попросила ее подстричь мне кончики, но не слишком коротко, так, чтобы волосы доходили до плеч. Я – спасибо большое! – не хочу никаких укладок, перманентов, мелирования. И главное – чтобы она не дотрагивалась до моей челки, а то я ее прибью на месте.

– А что мы будем делать с седыми волосами? – спросила она, изучая мою голову.

Какая же она противная, эта Бернадетта!

– У меня нет седых волос.

– Как же нет, есть! И если бы только один. Если вы их не видите, это не значит, что их не видят окружающие. Я вам подкрашу корни?

В шоке от ее заявления, я задумалась.

И тут вмешалась Роза.

– Думаю, небольшой балаяж[41] ей не повредит.

– Полностью согласна с вами! – кудахчет Бернадетта. – Это придаст сияния ее грустному каштановому цвету.

Ты сейчас сама станешь грустной, если будешь продолжать в том же духе.

– Посмотрите, – настаивает она, вынимая из сумки альбом с фотографиями. – Я вас вижу вот в таком варианте.

На фото изображена молодая женщина с каре на длинных волосах в сиянии естественного блеска.

– И вы можете мне сделать такое?

– Разумеется, могу, ведь я же парикмахер!

Я не отрывала от зеркала глаз, пока она колдовала над моей головой.

– Ну как, Роза, вы продолжаете посещать гоголя? – спросила я.

– Вы хотите сказать – «Гугл»? Дня не проходит, чтобы я на нем не побывала.

– Вы пользуетесь интернетом? – спросила Бернадетта, причем в ее голосе звучало восхищение, смешанное с удивлением. – Я в этом полный профан. Мой сын пытался мне объяснить, как все это работает, но я ничего не поняла и оставила эту затею. А для чего вам это нужно?

– Знакомлюсь с мужчинами.

Бернадетта застыла в изумлении. Я спросила, все ли с ней в порядке, опасаясь, как бы она меня не поранила. Она кивнула и продолжила работу.

– Ну и как? Вам удалось найти свою любовь? – спросила я.

– Еще нет. Но я нашла нечто более ценное: компанию близких мне по духу людей. Я не знаю ничего страшнее одиночества. Я познакомилась с несколькими мужчинами, которые, как и я, пытаются избежать одиночества и не ждут от жизни ничего, кроме возможности общаться.

– Но ведь они же не существуют на самом деле! – воскликнула Бернадетта. – И в любом случае они не заменят настоящих людей.

– А как же я? Вы хотите сказать, что я тоже не существую? Уверяю вас, по другую сторону экрана живут настоящие люди. Вам это, может быть, покажется странным, но когда наши пансионеры расходятся по своим студиям, я начинаю чувствовать себя одинокой. Возможность общаться с людьми, которые проявляют ко мне интерес, доставляет мне огромную радость. Когда мой муж умер, я замкнулась в себе, но ничего хорошего мне это не принесло, даже наоборот. Окружающие играют большую роль в нашей жизни, и лучше открыть им дверь, чем захлопнуть ее перед их носом.

Они продолжали беседовать, а я думала о своей матери. Ведь я захлопнула дверь перед ее носом. После выходных, проведенных у нее, мы регулярно созванивались. Пару раз я навещала ее, как раньше, и нам было хорошо вдвоем. Однажды в субботу пришли сестра с моим крестником. Вчетвером мы возились на кухне, смеялись, смотрели фотографии, отправились на прогулку, всплакнули и чувствовали себя счастливыми в этот день. Мы были одной семьей. А мне казалось, что этого больше не существует.

Сестра надеялась, что я воспользуюсь моментом и все расскажу матери, но я не смогла. Слова Розы натолкнули меня на мысль, что пора объясниться с матерью. Теперь я готова открыть перед ней дверь – и лишь бы она меня простила.

– Вам нравится? – спросила Бернадетта, взяв в руки фен.

Я посмотрела на себя, потом на девушку на фотографии. Потом опять посмотрела на себя – и на девушку. Я не заметила большой разницы между тем, что было и стало, и ничего общего с тем, о чем я ее просила. Но будучи воспитанным человеком, я изобразила искреннюю радость и заплатила ей за работу, не забыв про щедрые чаевые. В качестве благодарности Бернадетта одарила меня последним советом:

– Жаль, что вы уезжаете. Вам нужно найти в Париже мастера, который бы подкрашивал отросшие корни седых волос.

98

Сегодня мой последний день работы в «Тамариске».

В последний раз я пью утренний кофе на балконе напротив океана.

В последний раз я спускаюсь по лестнице, прокручивая в уме план консультаций, которые меня ждут.

В последний раз я останавливаюсь перед скамьей, чтобы переброситься несколькими словами с членами маленького клана бабушек.

В последний раз я стучу в эти двери, зная, что с другой стороны меня ждут, чтобы поделиться наболевшим.

В последний раз я вздыхаю, прочитав вывешенное перед дверью столовой меню.

В последний раз я окидываю взглядом эти стены, коридоры, мебель, окна, деревья, эти лица, которые стали для меня родными.

Я бы никогда не поверила, если бы восемь месяцев назад мне сказали, что я буду чувствовать себя здесь, как дома.

Время летит быстро, как будто хочет, чтобы этот день скорее прошел. В последний раз я закрываю на ключ свой кабинет. Шестнадцать часов. Сегодня рабочий день заканчивается раньше, потому что администрация устроила прощальный ужин.

– Джулия, – кричит появившаяся в конце коридора Марин, – пойдем, тебя все ждут!

Все утро я искала предлог, чтобы уклониться от этого мероприятия, но выбора у меня не было. Я приклеила на лицо притворную улыбку и вошла в столовую. Меня встретили мертвая тишина и мрачные лица. Было ощущение, что я присутствую на собственных похоронах.

Верный себе Густав произнес: «Спасибо, Ливия», я преувеличенно громко засмеялась, за мной последовали остальные. Особой радости никто не испытывал, но если бы мы не засмеялись, то заплакали бы. Нельзя, чтобы об этом вечере у нас остались печальные воспоминания.

По очереди они все подходили ко мне. Они говорили банальности о погоде, о том, что завтра у них будет большой праздник, что птифуры великолепны – но слова их звучали не как обычно. Они были милы, приветливы, на мгновение задерживались возле меня, пристально смотрели мне в глаза, взяв меня за руку. Они окружали меня облаком нежности и симпатии, и эмоции переполняли их.

На столе стояла коробка, которую я должна была открыть.