От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - Александр Прасол

Транспортировка арестанта

В женском отделении, куда попадали в основном отравительницы, сословная иерархия не поддерживалась. Беременные также оказывались за решеткой, но на последнем этапе беременности в камере позволялось присутствовать родственнице заключенной или ее служанке. После родов ребенка оставляли с матерью до окончания кормления грудью, а после отдавали на волю. Если мать не доживала до освобождения, ребенка отдавали на воспитание неприкасаемым.

Преступников казнили во внутреннем дворе тюрьмы. Всего в столице было три площадки для казней — каждая примерно 50 на 100 метров. Сначала головы рубили тюремные полицейские (досин), но эта работа считалась нечистой, и они не упускали случая от нее уклониться. Город был переполнен безработными самураями, которые подрабатывали демонстрацией воинского искусства. Большой популярностью пользовалось, например, представление тамэсигири: на сцене устанавливали один толстый или несколько тонких бамбуковых стволов, и тренированный боец перерубал их одним красивым отточенным ударом. Считалось, что по силе и точности удара мечом таким специалистам нет равных, поэтому тюремщики часто нанимали ронинов в качестве палачей: какая им разница, что рубить? В конце XVII века эту работу чаще других стал выполнять Ямада Асаэмон Садатакэ (1657–1716), впоследствии основавший клан профессиональных палачей. В восьми поколениях, вплоть до реставрации Мэйдзи, его наследники вели семейное дело. Один из них, известный тем, что казнил более 6 тысяч человек, за собственный счет построил буддийский храм Тёкю для поминовения душ тех, кто прошел через его руки.

Как и другие самурайские кланы, Асаэмоны брали на воспитание приемных сыновей, которые также становились впоследствии палачами. Интересно, что, невзирая на репутацию профессии, среди учеников попадались даже сыновья воинской элиты — удельных князей и хатамото. Правда, всю грязную работу до и после казни выполняли тюремные неприкасаемые: они готовили и сопровождали осужденного в провозе по городу, завязывали ему глаза, держали за руки во время отсечения головы, мыли ее, убирали тело и так далее.

Асаэмоны жили очень неплохо и имели доходы, сопоставимые с доходами среднего удельного князя — по некоторым данным, 30–40 тысяч коку в год. Причем главным образом за счет побочных заработков. К Асаэмонам регулярно обращались знатные самураи с просьбой дать заключение о качестве изготовленных для них мечей. Действительно, кто оценит достоинства клинка лучше, чем практикующий палач? Со временем кланы стали поручать им не только оценку, но и закупку холодного оружия. И стоимость публичных выступлений Асаэмонов в жанре тамэсигири многократно возросла: все знали, что клан получил лицензию бакуфу на исполнение приговоров, а это означало высокое признание. Кроме того, преступников казнили не только в столице, но и в провинциях, а лицензированных, авторитетных профессионалов не хватало. Поэтому кланы почитали за честь пригласить специалиста, пользовавшегося доверием бакуфу, и высоко оплачивали работу.

Однако главная статья дохода Асаэмонов состояла в дарованном тем же указом праве полностью распоряжаться телами казненных. В эпоху Токугава, как уже говорилось, в дело шло буквально все, и ничего не пропадало даром. Сейчас в Японии издается множество книг, авторы которых хотят донести до читателя только одну, зато очень важную мысль: во времена Токугава люди относились к вещам и вообще к ресурсам гораздо рациональнее, чем их потомки, сдающие в утиль не очень старые и абсолютно исправные автомобили. Или расстающиеся с телевизорами, холодильниками и прочей домашней техникой только потому, что хотят купить новую модель. Одна из любимых тем современных японских авторов — утилизация в эпоху Токугава содержимого выгребных ям, даже по современным меркам доведенная до совершенства.

В таких условиях просто невозможно было не использовать с выгодой тело казненного. Его и использовали. Переполненные туберкулезными больными средневековые города порождали спрос на желчь, печень и другие органы диких животных, широко используемые в китайской медицине. Полностью они, конечно, не излечивали, но симптомы облегчали. И вот тут тела казненных приходились очень кстати. Фармацевты заказывали нужные органы, а палач изымал и продавал их за хорошие деньги. В записях встречаются также упоминания о том, что гейши и возлюбленные имели обыкновение выкупать у палача фалангу или мизинец казненных — на вечную память.

Реставрация Мэйдзи не повлияла на семейный бизнес. Ямада Асаэмон Кититоё (1839–1882), палач в восьмом поколении, при новом правительстве был зачислен на государственную службу вместе с младшим братом. Правда, в 1870 году под европейским влиянием использование внутренних органов человека в фармацевтике запретили, и это стало серьезным ударом по семейному бизнесу. Спустя еще десять лет традиционное отсечение головы заменили повешением, и вскоре должность палача была упразднена. Последний Асаэмон, палач в девятом поколении, переквалифицировался в тюремного писаря.

История предков Токугава до XV века туманна. В 1602 году, когда уже было принято решение о создании нового сёгуната, Иэясу подправил и, судя по всему, изрядно дополнил свою родословную. В частности, он связал своих предков с императором Сэйва (850–880), среди потомков которого был клан Минамото. Его глава носил титул “великий полководец и покоритель варваров” (сэйи тайсёгун). С такой родословной у Иэясу было больше оснований претендовать на пост сёгуна, который он и получил от императора в 1603 году. Однако родство Токугава с императором Сэйва и его славными потомками японские историки не подтверждают. Они говорят, что Токугава — хотя и древний, но вполне рядовой воинский клан с историей, которая знала взлеты и падения. Предки Токугава Иэясу были связаны вассальными отношениями с кланом Нитта, затем служили роду Мацудайра, владели провинцией Микава (префектура Аити). Самого Иэясу в детстве звали Мацудайра Такэтиё. С 6-летнего возраста по воле отца, Мацудайра Хиротада (1526–1549), он жил в заложниках в замке Сумпу у дружественного клана Имагава. Широко известное сегодня имя Токугава Иэясу он принял в 1567 году, в возрасте 24 лет.

Большую часть своей жизни Токугава Иэясу был довольно типичным для своего времени военачальником, не лучше и не хуже прочих. У него были свои достоинства и недостатки, а последнее слово в его взлете, как это часто бывает, сказал его величество случай. Главными достоинствами Иэясу современники считали обстоятельность, выдержку и умение дождаться нужного момента. В то, что такой момент обязательно наступит, он верил твердо.

В молодости его не раз унижали и предавали, и он не оставался в долгу. В 1563 году в провинции Микава против правящего клана Токугава поднялся мятеж. Ближайшие вассалы немедленно поддержали его, повернув оружие против тех, кому служили еще вчера. В 1572 году 29-летний Иэясу потерпел сокрушительное поражение от Такэда Сингэн (1521–1573) в сражении при Микатагахара. Подавленный, он вернулся домой. Сопровождавший его вассал Окубо Тадаё позднее будет публично высмеивать своего хозяина, рассказывая, как Иэясу бежал с поля боя, в прямом смысле наложив от страха в штаны. Ни в первом, ни во втором случае Иэясу не вышел из себя и не бросился мстить, как поступили бы на его месте многие.