Четверги с прокурором - Герберт Розендорфер

– Ну, герр Гальцинг, так уж и редко? Мы вам не верим!

– Ладно, хорошо, готов прийти вам на помощь и заменить нашего отсутствующего друга Ф. Расскажу вам историю о пруде в Виннинге – во всяком случае, на этот вечер ее хватит, а в следующий четверг, надеюсь, появится…

– И мы надеемся, – вставила хозяйка дома.

– Хотя, – очень серьезным тоном произнес доктор Шицер, – он-то наверняка должен был все знать и понимать.

– Элпис,[20]– вмешался профессор Момзен, – наверняка вы помните о ней, вездесущая Элпис, один взмах ее крылами – и мы уже канули в вечность.

– Будем надеяться, Элпис пока что не удостоила вниманием нашего доброго друга Ф. Что это за история, Гальцинг, которую вы собрались рассказать нам?

– О пруде в Виннинге. Но в действительности этот пруд носил другое название, я просто решил назвать его «пруд в Виннинге», сами понимаете почему, а также изменю и имена персонажей. Знаете, всякое бывает, может, кое-кто из их родственников, наследников и тому подобных живы и до сих пор, так что… Успело миновать немало лет, если хотите знать более-менее точно, я вам скажу: в тот период я был стажером.

Пруд этот находится где-то в Верхней Баварии, так что настраивайтесь на баварскую комедию. Этот пруд, я видел его всего раз, сейчас расскажу, при каких обстоятельствах, имел, да и имеет сейчас, как мне думается, форму почти правильного круга и, по моим подсчетам, метров пятьсот в диаметре. В нем водилась рыба и много. Вот из-за нее все и началось. Интересно, а сегодня там она водится? Или и этот пруд загадили? Обычная история.

Один крестьянин, назовем его Нидерхаммер, имел собственное подворье – старинное, солидное подворье, расположенное на западной стороне упомянутого пруда. Участок земли, прилегающий к пруду, иными словами берег, тоже принадлежал ему. Но сам пруд находился во владении одного барона, его смахивающее на замок имение лежало восточнее пруда. Барона назовем так: Антон Кефелер фон Гертенау.

Летом, осенью и зимой в этом тишайшем зеленом уголке царил мир. Покрытые шелковистой травой луга, кое-где поросшие деревьями, часовенки в стиле барокко и воспетое не одним поэтом синее небо. Только весной пруд регулярно выходил из берегов, а пару раз случались даже довольно сильные наводнения, отчего страдали поля как Нидерхаммера, так и барона. Бывало, что вода поднималась на целый метр. Но не это породило проблему. Вода есть вода, и наводнения, в конце концов, стихия, которую в правовые рамки не втиснешь. И вела она себя, как и полагается воде испокон веку, даже тогда, когда ни барона, ни Нидерхаммера и в помине не было, а к пруду на водопой ходили медведи да косули, в те времена в изобилии водившиеся в этой местности.

Так вот, как я уже говорил, речь шла о рыбе. Право на отлов рыбы имел барон, причем во всем пруду, поскольку тот принадлежал ему. Спор этот возник давно, во всяком случае, когда я с ним столкнулся, он уже имел историю, будучи, так сказать, унаследованным от предков обеими сторонами. Нидерхаммер иногда удил рыбу, главным образом весной, когда воды пруда подходили чуть ли не вплотную к его подворью, то есть на затопленном водой принадлежавшем ему участке. «Нет, ты не имеешь на это права, – взъярился барон (потому что так его учил еще отец, а может, и дед), – рыба живет в воде, вода озерная, а озеро принадлежит мне, барону Антону Кефелеру фон Гертенау». А Нидерхаммер, статный, добродушный, честный, хоть и хитроватый малый, сущий эталон баварского крестьянина, в свою очередь, возражал ему, тоже ссылаясь на отца (деда), что, мол, рыба плавает у дна, принадлежащего мне, посему я ловил ее и ловить буду, пока она в моих границах плавниками перебирает. Мол, границы владения герра барона смещаются, и на них право владения вообще не распространяется. Вот спадет вода, рыбка вернется на старое место, тогда его с удочкой в руках никто не увидит.

Так аргументировал Нидерхаммер, ссылаясь на адвокатов, к которым вынужден был время от времени обращаться, Но барон не унимался. Мол, все равно слишком уж много рыбы тебе, Нидерхаммер, достается. А тот ни в какую – вылавливает себе рыбку за рыбкой, его Нидерхаммерша отваривает ее вместе с корешками и приправами разными и подает на дубовый стол, а потом оба усаживаются и с аппетитом вкушают рыбку, бросая многозначительные взгляды через уставленное геранью окно с занавесочками в сине-белую клетку на владения глупого барона. Так, видимо, представлялось последнему.

Дело дошло до того, что барон неоднократно палил из ружья, завидев Нидерхаммера с удочкой на берегу. Естественно, речь шла о, так сказать, предупредительных выстрелах в воздух. Было разбирательство, больше напоминавшее анализ боевой операции, закончившееся процессом. Барона оправдали, что, впрочем, стоило немалых усилий его адвокату – суд не счел возможным внять доводам фон Гертенау о том, что выстрелы производились в воздух, к тому же холостыми патронами.

Когда делом занялась канцелярия суда, солидная канцелярия, где я и был стажером, процесс рассматривался уже в четвертой по счету инстанции. Это означает: суд федеральной земли вынес решение – в пользу той или противной стороны, этого я уж не помню, – верховный суд земли, согласно поданной апелляционной жалобе, вынес другое решение, пересматривавшая дело федеральная судебная палата[21]отменила решение верховного суда земли, вернув дело последнему на рассмотрение. И дело там увязло. А оно к тому времени достигло приличного объема в несколько томов. Делом занялся лично глава инстанции. Моя роль стажера сводилась к мелочам: подведение итогов, подготовка сроков и в первую очередь поиск документов в архивах. Признаюсь, это не было мне в тягость, скорее напротив.

Как имение барона, так и подворье Нидерхаммерхоф, начиная со Средних веков и до XVIII века, входили в состав монастырских земель Роттенбуха. Вот как далеко забрался я во время своих архивных поисков. При этом выяснилось, что после секуляризации[22]монастыря в Роттенбухев 1803 году часть его земель отошла фиску су***, а часть была продана прапрадеду Нидерхаммера и еще его превосходительству генералу фон Забредору, и внучка фон Забредора передала его в наследство Кефелеру фон Гертенау. В договоре купли-продажи, заключенном между государством, содной стороны, и его превосходительством генералом фон Забредором – с другой (то же относится и к аналогичному договору, заключенному с Алоизисом Нидерхаммером, «лояльным и благонравным католиком» и т. д.), упоминалось лишь о том, что право на ловлю рыбы, переданное его превосходительству Забредору, распространялось на весь пруд. Этого никто и не пытался оспорить. Но я обнаружил еще один документ, регламентирующий процесс передачи собственности монастыря государству, то есть Баварии, а именно: право на ловлю рыбы в пруду распространялось на «всю водную гладь» последнего. Иными словами, барон, он и только он, наделялся правом ловить рыбу где угодно, независимо от того, к чьим земельным угодьям пруд примыкал. Противоположная сторона утверждала, однако: «Нет уж! И нам позволено ловить ее в воде, омывающей наш земельный участок!»