Фуэте на Бурсацком спуске - Ирина Потанина

— В последний раз я так волновалась, когда спасала государя императора, — сказала Ирина, оценивающим взглядом окинув спуск и людей, наполняющих окружающее пространство. Рабочий день, будни. Все куда-то спешат. Из зевак — греющиеся чуть ниже возле подвального окошка беспризорники, студенты, выскочившие на перерыв, да подсобные рабочие из нижних лавок. Разумеется, Доброжелателя среди них не найдется. И журналистов пока нет. Но слухами земля полнится. Не в первый, так во второй или в третий день нужные люди обязательно услышат про беспрецедентную акцию и явятся сюда кто с ответными словами пароля, а кто и просто с фотоаппаратом.

— Что? — Света все переваривала фразу про императора. — Это какого государя? Что значит «спасали»?

— О! Вы не знаете эту историю? Сейчас расскажу! — неожиданно весело хихикнула Ирина. Она и болтала, и делом занималась одновременно: высунув руки из рукавов и превратив шубу в своеобразную ширму, начала переодеваться. — Только, чур, в панику не впадать, органам не жаловаться! Будьте уверены, органы наши про меня и так все знают. Держат на особом счету и под пристальным вниманием. Я когда коллегам эту историю про императора рассказала, они так испугались, что настоящий товарищеский суд устроили. — Тут шуба подозрительно накренилась. Видимо, Ирина наклонилась, чтобы надеть что-то на ноги. При этом, как ни в чем ни бывало, она продолжала говорить: — Если бы Ма не пришла выступить в мою защиту, кто знает, чем бы дело кончилось. А так Ма — мой верный талисман — быстро их вернула к реальности. — Из шубы раздался выдох. — Рассказала про свое крестьянское происхождение, про тяжелую жизнь кухарки и непростое становление советского управленца. Вспомнила заветы Ильича и цитаты товарища Сталина. Потом говорит так грозненько, — из шубы высунулась Иринина голова и басом проговорила: — «И что, служители искусства, палец о палец в своей жизни ни разу не ударившие, уважаете вы мой трудовой путь? То-то! И ведь понимаете вы, что я плохого человека воспитать не могла, так? Раз ко мне в руки ребенок попал, значит, правильного сознания человеком стал! Хочу напомнить, что недавно на первых слушаниях партийной чистки товарищ Кретов — не буду тыкать пальцами, но все вы знаете, чей он ассистент, — признался в том, что он сын жандарма. Что он услышал в ответ? Да! Члены комиссии сказали, мол, это не важно. Советская власть не собирается мстить за отцов, и если человек честно работает, то совершенно все равно, кто его отец, так как за выбор отца он не отвечает. Вы же не хотите спорить с уважаемыми членами комиссии?» — Ирина снова заговорила нормальным голосом. — Что тут началось! И овации были, и слезы раскаяния, и в ноги мне с извинениями люди падали. Кто-то даже цветы Ма вручил, так им речь ее понравилась. Служители Мельпомены, люди слабой воли с расшатанной психикой, что с них взять!

Последние слова Ирины снова доносились уже изнутри шубы.

— А историю-то саму расскажите! — взмолилась Светлана.

— Дело было в 17 году, — охотно согласилась Ирина, выдохнув. — Только что прогремела Февральская революция. Нас — воспитанниц Харьковского института благородных девиц — вывели на улицу. Все вокруг были радостные, оживленные. Кто-то еще раньше пустил слух, что нужно улыбаться и украшать одежду чем-нибудь алым. В ход шли и красные ленточки, и цветы из гербария, и даже фантики для конфет. Так мы узнали, кто в нашей спальне воровал конфеты — у одной девочки в шкатулке оказались обертки. Но значения это уже не имело, ведь фантики были алыми, и девочка искупила свою вину, любезно раздав их, чтобы мы могли повесить их на грудь, когда всех поведут смотреть демонстрацию. — Ирина уже переоделась, но историю решила дорассказать. — Воспитательницы с каменными лицами смотрели на это наше безобразие, но ничего не говорили. Кажется, они были единственные, кто думал о последствиях случившегося. Все остальные пребывали в эйфории. По мостовой широкими рядами шли веселые и беззаботные люди. «Институтки! Идите с нами!» — кричали нам. — Ирина смотрела вдаль так выразительно, будто там до сих пор шагали демонстранты. — И тут между нами молнией промчался страшный слух. В наш актовый зал ворвались студенты. По всей видимости, учащиеся ветеринарного института. Они чинили беспорядки. Все мы отважно кинулись в актовый зал и обомлели. — Ирина сделала паузу, и сердце Светы бешено заколотилось. — Кого-то убили? — в ужасе прошептала она. — Хуже! — ответила Ирина: — На полу лежал сорванный со стены портрет царя. Два студента с яростными лицами кололи его ножами. Старшие девочки что-то лепетали о бесчинствах, но их никто не слушал. И тут мне в голову пришла идея. — По интонациям Ирины нельзя было понять, шутит она или и правда гордится идеей, поэтому Света непроизвольно нахмурилась. — Мне было 12 лет, и я чувствовала себя в совершеннейшей безопасности. Студенты были злы, и ножи в их руках были самые настоящие, но не станут же они обижать ребенка? И я решилась. Подскочила поближе к портрету и с криком «Ах, мне дурно!» свалилась в притворный обморок. Прямо на царя. Старшие девочки приняли игру, заохали, унесли меня на портрете в лазарет. Так мы спасли царя Николая. Мы так гордились тогда! — Ирина расстегнула верхние пуговицы и выскользнула наружу, перешагнув через шубу. — Боже, где они теперь? И те студенты, и девочки, и… — Ирина вдруг поменялась в лице. — Ой, не важно… Я говорила уже, да, что, нервничая, много говорю? Морской бы уже убил меня за эту болтовню! Впрочем, за все это наше мероприятие он убил бы меня скорее, так что за болтовню убивать было бы уже некого. Начинайте же, а то я совсем остыну!

Света вцепилась в рупор, зажмурилась и что было сил бодро закричала:

— Внимание-внимание! Товарищи и граждане, не проходите мимо! Только сегодня… Э… а также только завтра, послезавтра, а там посмотрим… вам предоставляется удивительная возможность научиться танцевать балет! Перед вами настоящая балерина! Ударница танцевального труда и ведущая артистка государственного оперного театра!

— Быстрее! — взмолилась Ирина, которая всю эту речь стояла на постеленном на снег коврике, не шевелясь и глупо улыбаясь. Она решила для себя, что изображает фарфоровую куклу. Она Суок Олеши. Вот было б здорово, чтоб кто-то сделал бы балет по «Трем Толстякам»… Вхождение в образ, как ни странно, от холода не спасало. Куклы не мерзнут, а Ирина, стоя среди беснующихся колких снежинок в черном гимнастическом трико и балетной пачке, начинала уже даже немного дрожать. Не спасали даже рейтузы из тонкой английской шерсти, которые Ма каким-то невероятным образом умудрилась достать прошлой зимой. На миг Ирина представила, как жалко будет выглядеть на фото, если кто-то из журналистов таки соизволит отреагировать на неординарное выступление театра. Ну уж нет! Морской, узнав из газет о выходке жены, и так поднимет страшный шум, а если еще увидит, что это чревато Ирине воспалением легких, пожалуй, призовет в союзники Ма и таки запретит выступление. А Светлана все не унималась:

— Для начала — демонстрация цели, а потом — разбор полетов по отдельным движениям. Смогут попробовать все желающие! Любая кухарка в нашем государстве может стать балериной! Освоим мы сие искусство не за пятилетку, а за сегодня, завтра, послезавтра, а там посмотрим. Итак, фуэте на Бурсацком спуске! Запомните это название и повторите друзьям!