Сила слова (сборник) - Наталья Горская

Если проанализировать заимствованные русским языком иностранные слова века XIX, можно прийти к выводу, что Россия в то время совершила значительный скачок в развитии науки и техники. Культурные и образованные люди непременно должны были знать латынь и греческий, чтобы ориентироваться в новых, возникающих с поразительной частотой медицинских и технических терминах. А если проанализировать заимствования нашего времени, если кто-то сделает это спустя сто лет после нас, он не сможет не заметить, что Россия позаимствовала очень много терминов западного рынка. Среди этих дистрибьюторов и франчайзеров, промоутеров и супервайзеров, которых до сих пор пишут с ошибками, и уже ставших почти родными риелторов и брокеров, особняком стоят только спикер да киллер. В основном англицизмы.

Нельзя не сказать отдельно о такой «находке» для современного русского языка, как глагол «пиариться». Подозреваю, что такого чуда нет ни в одном другом языке. Только у нас могли так оглаголить аббревиатуру PR (ПиАр), которая обозначает «связь с общественностью», нечто далёкое по смыслу от выражений типа «нехило пропиарились» или «он вовсю пиарится на каждом углу». Синонимом к этому слову может подойти «оскандалиться», «опозориться» в хорошем смысле, так как скандал и позор в современной России не считается чем-то ужасным, а совсем наоборот.

Ещё исследователь развития русского языка нашего века неизбежно придёт к выводу, что общество всеми силами подлаживалось не под науку, искусство и технику, а под тюремный мир, словно бы готовилось к приходу нового «гегемона». Как стали говорить в девяностые годы, теперь надо знать не латынь, а блатынь. Так при русском дворе одно время рьяно учили французский и «сыпали» им направо и налево по поводу и без, когда Франция была «локомотивом прогресса». Говорят, только у наших аристократов была такая страсть. Многие из них при этом никогда не бывали во Франции, поэтому говорили на французском с чудовищным акцентом, как их научила в своё время малообразованная бона. Так и мы сейчас сыпем блатом, чтобы хоть чем-то быть похожими… на уголовников. А что делать, модно же, круто!

Странное дело, но уголовный сленг охотно подхватили люди, далёкие от преступного мира. Да и сам преступный мир нынче им не особо балуется – он его попросту не знает. Современный преступник не стремится в тюрьму, и знание фени ему как бы ни к чему. Современный преступник ворует из бюджета миллиарды, успешно уходит от преследования, располагает личными телохранителями, солидной защитой в лице профессиональных юристов и лучших финансистов. Зачем ему фразеологические обороты типа «он в теме», «на меня наехали», «ты меня достал», «огрести по полной», «подстава», «повёлся», «сваливай», «похавать» и многие другие, которые как сор намертво въелись в нашу речь? Мы их привычно сплёвываем, как шелуху, и даже не догадываемся, что это слова тюремного лексикона. Многие используют его сознательно, считая это признаком силы и смелости. Но сама преступность постоянно меняется параллельно развитию общества, подстраивается под это развитие, использует его достижения. Так вирус гриппа эволюционирует от одной вакцины к другой, поэтому устаревшие лекарства на него не действуют. Например, дореволюционные воры, предшественники знаменитых теперь на всю страну «воров в законе», занимались тем, что тырили бельё по чердакам. Это было очень прибыльным занятием. Ещё советские граждане моего поколения помнят эпоху дефицита, когда бельё, обычные пододеяльники и наволочки было не купить. Многие хозяйки их шили сами, если удавалось раздобыть материал. Представьте себе, какой был дефицит мануфактуры сто лет назад. Текстильная промышленность не была развита, ткани изготавливали медленно, с огромными затратами ресурсов и в небольших объёмах, которые не могли покрыть потребности населения. Одно пальто, пиджак, платье или пару обуви носили всю жизнь! Иногда их передавали по наследству или даже в приданое. Это бережное отношение к вещам присутствует у многих стариков до сих пор, потому что было совсем другое материально-экономическое обеспечение населения. Некоторые наши современники с серьёзными нарушениями в восприятии времени и неспособные создавать ничего нового и отвечающего нормам сегодняшней жизни даже мечтают вернуть ту эпоху, чтобы заставить жителей двадцать первого века ходить в домотканом рубище, а то зажрались, панимашь ли. Если женщина из поколения наших бабушек хотела себе шаль или кофточку, ей приходилось растить лён или держать козу, чесать её, прясть и окрашивать пряжу, вязать на спицах нужный предмет одежды. Всё делалось очень долго, поэтому воровство обычного тряпья с бельевых верёвок приносило ощутимый доход. Какая-нибудь Верка-модистка из Марьиной Рощи перешивала, перекраивала украденные вещи, чтобы владельцы не смогли их опознать, барыги пускали в продажу, всё расходилось на ура. Кто сейчас станет носить чужие трусы или украденные носки, виды видавшие? Только если какие-то совсем опустившиеся люди, но человек становится другим, он лучше к себе относится, следит за своей гигиеной и одевать чьи-то обноски не намерен.

Я застала время, когда воровали джинсы. Настоящие фирменные джинсы было не достать, если только купить у реальных фарцовщиков, но это сулило серьёзные проблемы с законом. Первые джинсы шили ещё советские кооперативы. Отечественная джинсовая ткань по свойствам напоминала брезент, настолько была жёсткой и толстой, её приходилось варить для смягчения. Это делали прямо дома на газовой плите в железных вёдрах. Ткань от такого насилия над структурой шла разводами и получалась знаменитая варёнка. Это сейчас рынок завален джинсами всех цветов радуги и любого фасона от ставших уже классикой клёшей до эластичных джегинсов, тонкими и лёгкими джинсовыми рубашками и даже лет ними платьями, а пер вые платья – это броня была! В общественном транспорте в них стояли, даже если имелись свободные места. Платье не гнулось.

Помню, как в нашем подъезде в середине восьмидесятых у местного фирмача украли джинсы прямо с балкона третьего этажа. Повесил их сушить после стирки, и вот сняли! Не с лоджии, а с выносного открытого балкона, учитывая, что на первом этаже его нет. Человек-паук какой-то за две-три секунды всё проделал и был таков. Потерпевший ещё легко отделался, потому что джинсы снимали с первых счастливых обладателей прямо на улице. В минувшем двадцатом веке это был обычный номер: раздевать и разувать просто нормально одетого прохожего. Кому сейчас нужны чьи-то вонючие стоптанные ботинки или ношенные штаны? А тогда запросто снимали и носили, иногда тут же одевали на себя. Теперь джинсы спокойно сушат на бельевых верёвках во дворе – никому не надо, все ими завалено, заказа на воровство нет. Теперь так воруют разве что мобильные телефоны, да и то уже не актуально. Это удел наркоманов и неудачников преступной среды, каких уж точно никто не коронует.

Современные крупные воры не интересуются мануфактурой, они успешно воруют нефть, газ, землю, недвижимость, целые отрасли промышленности. Они уже не в законе, а с законом на короткой ноге. Уровень хищений в понимании прошлого с сотни царских или тысячи советских рублей вырос до миллиардов. Этим людям не нужна феня, им нужен хороший английский в экономическом и юридическом варианте для ведения переговоров с зарубежными партнёрами. Они не носят сапоги гармошкой с заправленными в них штанами и тесаком за голенищем. Они одеты с иголочки, вместо блатного жаргона знают несколько языков, потому что редко живут на Родине, закончили с красным дипломом юридические и финансовые факультеты лучших университетов страны. А преступления совершают столь просто и незаметно, что писать романы и снимать фильмы как бы не о чем. Кино, особенно современное, держится почти на детском выпендрёже, уж что и говорить. Киношное преступление состоит из кучи ненужных действий в виде погони, перестрелок, затяжных драк с эффектными прыжками и прочей глупости, словно у героев дефицит движения в голову ударил. Реальная преступность на это не разменивается, всю грязную работу за неё тихо и грамотно выполняют другие, а для получения драйва она посещает личный спортивный клуб или даже целую базу. Так жизнь устроена, что её можно промотать или на поражение воображения недалёкого обывателя, или на личный комфорт.