Когда гений терпит поражение - Роджер Ловенстайн

* * *

В процессе поиска средств финансисты из Goldman Sachs обнаружили факт, который утаил Меривезер: LT уже обращалась к тем лицам и финансовым институтам, на которые более всего рассчитывали в банке, – к Баффетту, Соросу, Майклу Деллу и к саудовскому принцу Аль-Валиду бин Талулю, и все они отказали фонду. Корзайн был не просто задет: в такой отчаянной ситуации не пристало жеманиться.

LT по-прежнему ежедневно теряла десятки миллионов долларов. Партнеры отчаянно пытались выстроить пары для своих сделок, но успех к ним не спешил. Компании приходилось показывать фокусы со своими позициями, для того чтобы сохранять обеспечение в Bear Stearns на уровне выше минимального, но нарастающие убытки, усугубляемые неблагоприятным движением показателей (цен), влекли фонд все ближе к краю пропасти. LT пыталась в аварийном порядке сбросить позиции своим банкам, но ни Merrill Lynch, ни Goldman Sachs не проявили интереса к этим предложениям, поскольку сами вложили чрезмерно большие деньги в те же самые сделки.

* * *

К середине сентября партнерам оставалась молиться о том, чтобы судьба смилостивилась над ними и тремя ударами переломила ситуацию на рынках. Для этого Конгресс США должен был одобрить предоставление МВФ большей помощи; МВФ должен был одобрить оказание финансовой помощи Бразилии, а Гринспен – снизить учетную ставку. Из этих трех желаний самыми важными и наименее предсказуемыми оказывались действия Гринспена.

Федеральная резервная система была глубоко обеспокоена расширением спредов по кредитам, и ее нью-йоркское отделение неоднократно получало информацию об участи LT. К тому же 11 сентября конгрессмен Ричард Бейкер, республиканец от штата Луизиана, привлек внимание Гринспена к тому тревожному факту, что хедж-фонды усугубляют положение банков, акции которых обращались на бирже. В своем весьма компетентном послании конгрессмен, получавший инсайдерскую информацию от работавшего в его штате бывшего сотрудника Morgan, предупреждал: «Мне стало известно о том, что нерегулируемые хедж-фонды, часто имеющие очень высокую степень задолженности, могут способствовать весьма серьезному падению стоимости акций регулируемых финансовых учреждений». С этого момента кризис стал публичным. Пятнадцатого сентября Джордж Сорос предупредил комитет по банкам палаты представителей Конгресса США о том, что «схлопывание» рынка в России привело к глобальному кредитному кризису, и обвинил банки в пособничестве развитию связанных друг с другом сделок по ПФИ. Вероятно, такая позиция Сороса была результатом его секретных переговоров с LT.

На следующий день, 16 сентября, Гринспен обратился к тому же комитету. Он разрушил надежды рынка, заявив Конгрессу, что снижение учетной ставки не подлежит обсуждению. Невероятно, но Гринспен снова приуменьшил риски, которые создавали недобросовестные инвесторы вроде хедж-фондов. Уверенность председателя Федеральной резервной системы казалась безграничной. «Хедж-фонды жестко регулируют те, кто предоставляет им кредиты», – заявил Гринспен. Учитывая тот факт, что кредиторы LT финансировали потерявший управление хедж-фонд, трудно не предположить либо ужасающую утрату связи с действительностью со стороны Гринспена, либо сознательное отгораживание от того, что ему говорили. Министр финансов Рубин, по крайней мере, признал: «бычий» рынок неизбежно притупил благоразумие многих финансистов. «Когда результаты хороши на протяжении пяти, шести, семи лет, – сказал он комитету, – люди, предоставляющие кредиты, становятся менее осторожными»[240].

* * *

Финансы часто отличаются поистине романтической справедливостью: они карают безрассудных и пренебрегающих правилами с особой жестокостью. Кредиторы LT обнаруживали, что их прежняя снисходительность усугубила разразившийся кризис. В случае неисполнения обязательств обычным клиентом у его кредиторов всегда существует некий резерв в виде маржи, но LT теоретически могла разориться подчистую, до нуля, ничего не оставив своим кредиторам. Готовность банков финансировать LT без каких-либо «стрижек» позволила стоящему на грани банкротства фонду продолжать деятельность. Теперь, если бы LT отказалась исполнять свои долговые обязательства, ее кредиторы не получили бы ничего.

Естественно, кредиторы пришли в ужас. «Мы и предположить не могли, что они когда-нибудь попадут в беду, – эти люди были известны как специалисты по управлению рисками. Они преподавали управление рисками; они создали эту науку, – размышлял Дэн Наполи, управляющий рисками в Merrill Lynch, когда-то получавший такое удовольствие от игры в гольф с партнерами LT в Ирландии. – Боже, мы ведь вели дела с лауреатами Нобелевской премии!» Помимо всего прочего, ирония заключалась в том, что только очень талантливая группа могла подвергнуть такой угрозе всю Уолл-стрит. Люди меньшего калибра не получили бы финансирования и не сумели бы создать ситуацию, которая привела к возникновению подобного «пузыря».

Явным признаком того, что сеть кредитов, опутавшая фонд, затягивается, стало поведение страховой компании General Re: она находилась в процессе слияния с Berkshire Hathaway и оспаривала котировки сделок LT, то есть практически ежедневно выражала сомнение в них. Тони Илия, глава лондонского филиала General Re, специализировавшегося на операциях с ПФИ и профинансировавшего операции LT по йеновым свопам, по ночам будил людей в Токио, требуя, чтобы они предъявили претензии LT.

Даже J.P.Morgan, одной рукой предлагавший LT капитал, другой рукой анализировал свою подверженность рискам, связанным с LT, и готовился к возможному краху этой компании. «Все шло самым отвратительным образом», – признался один из руководителей Morgan. Банкротство не препятствовало участникам сделок с ПФИ захватывать обеспечения сделок. Объяви LT о банкротстве, и ее аппараты факсимильной связи задымились бы от требований, поступающих от каждого из ее примерно 50 контрагентов по таким сделкам. Действительно, неисполнение обязательств LT по любому из 7000 контрактов по ПФИ автоматически вызвало бы дефолт и по всем прочим подобным контрактам, общая условная стоимость которых составляла 1,4 триллиона долларов. Одно только предположение об отказе от обязательств поражало сознание и причудливым образом преломлялось в нем в фактический дефолт. Юристы LT избегали даже упоминания о такой возможности и придавали своим размышлениям форму детской игры. Один из них спрашивал: «Допустим, есть некий фонд, который понес огромные убытки; как вы думаете, следует ли ему объявлять себя банкротом?» Несмотря на эти игры, Меривезер знал, что на спасение компании у него остается меньше недели.

* * *

Salomon Smith Barney, компания, породившая LT, держалась в стороне от усилий по ее спасению. Но в среду, 16 сентября, она тоже включилась в игру. Банк отправил в Гринвич Роба Эдриана, руководителя своего отдела управления рисками по операциям с акциями, Энди Констана, управлявшего в банке операциями с ПФИ, и Марка Уэйлла, сына Сэнди Уэйлла. Предполагалось, что эти трое вместе с людьми из Goldman Sachs и других банков примут участие в широкомасштабном заседании. Однако к началу пятого, когда делегация из Salomon прибыла в Гринвич, заседание уже закончилось. Эдриан отметил гробовую тишину в здании. Двери были закрыты, торговый зал пуст. Хагани провел прибывших в офис и без обиняков сказал, что на повестке дня остается единственный вопрос. «Нам нужны деньги»[241], – заявил он.