Час ворона - Михаил Зайцев

– Егор тебя дать попросил... – Зема протянул мне телефон-трубку. Я взял.

– Алло-о!

– Стас?

– Да, Стас. Помнишь меня?

– Смутно... Зема правду говорит?

– Наполовину. Все трое ваших «бычков» особого сопротивления не оказывали. Подставлялись, как последние лохи. И теперь у одного нога сломана, у другого пальцы, третий ранен.

– Ты там один?

– В смысле?

– Ты один там такой шустрый отморозок?

– Ага. Аки перст.

– Свистишь! Одному тебе слабо моих «быков» помять.

– Они тоже меня за говно держали, вот и поплатились.

– Чего ты добиваешься, самоубийца?

– Чтоб ты перед смертью дал мне возможность минуту-другую пообщаться с Большим Папой.

– С Большим Папой?

– Егор, когда ты вербовал меня снимать порнуху, то помянул о серьезной «крыше» и Большом Папе. У меня есть до Папы срочное дело на полтора «лимона» в гринах.

– Стас, ты чем укололся? Или ты пьяный в дребодан?

– Был бы обколотый или пьяный, неужто сумел бы твоих «быков» расшвырять?

– Борзеешь, выродок, не по масти! Ты, киношник сраный...

– Погоди-ка, Егор! Внесем ясность. Я сейчас разговариваю с тобой не как «сраный киношник». Со «сраным киношником», думаю, ты бы вообще не стал сейчас разговаривать. С тобой, Егор, говорит человек, который отбил Ваньке яйца и сломал копыто, раздавил каблуком пальцы Сашки и прострелил ногу Земе. Заметь, прострелил его же, Земиным, пистолетом. Я, Егор, понимаю, на что напоролся и чего мне за это будет. Я жизнь на кон поставил ради того, чтобы обратить на себя внимание и поиметь краткую беседу с Большим Папой.

– Ой, как ты кучеряво базары трешь, отморозок! Я, бля, балдею. Знаешь, чего сейчас будет? Приедет бригада братков и пошинкует тебя в капусту.

– Пусть так. Мне все по фигу. Тебе решать. Тебе и отвечать.

– Перед кем отвечать-то, отморозок?

– Слухи о киношнике-отморозке с гарантией доползут до Большого Папы. Вдруг они, слухи эти, его, Папу, заинтересуют, а? Зема вон на полу лежит, слушает, о чем я прошу, запоминает треп про полтора «лимона». Зема, когда подлечится, точно слушок пустит о моих подвигах и моем интересе. Так что, Егор, советую и Зему на всякий случай мочкануть. И Ваню. И Саню. И Бубу вместе с кинооператором Геной, всех мочи, чтоб не дошла до Большого Папы история про «сраного киношника», который, чтоб быть услышанным, непонятным образом сумел...

– Захлопни пасть! Ты вконец оборзел, Седой! Да ты для Папы – тля, вошь, микроб!

– А полтора «лимона»? Полтора миллиона баксов для Папы не деньги, да?

– Пургу гонишь, хочешь дело говорить, говори мне, а про Папу забудь.

– Все, что хотел тебе сказать, я уже сказал, Егор. Прошу встречи с Большим Папой, есть до него разговор за деньги. Все, абзац. Можешь крошить меня в капусту. Можешь сводить с Папой. Твои проблемы.

– Знаешь, чего со мной Папа сделает, если я тебя с ним сведу и окажется...

– Стоп! Сказано уже – это твои проблемы. Тебе и решать, что делать.

– Я сейчас прикажу взять тебя со всеми потрохами, и мы поговорим по-другому. Ты мне все выложишь, отморозок. Обещаю.

– Угу. Ты все из меня клещами вытянешь, а потом, когда поймешь, что дело мое не твоего уровня, окажешься в жопе. Получится – ты пытался Папе дорожку перебежать, увести у него из-под носа полтора «лимона» баксов.

Егор замолчал на долгих сорок секунд. Барабанную перепонку раздражало его дыхание. Он думал, и я ему не мешал.

– Алло, отморозок? Ты меня слышишь? Алло, Стас?

– Слушаю, и внимательно. Чего ты решил?

– Ничего. Я тебе перезвоню.

– Когда?

– Через десять минут. Держи трубку под рукой.

– О'кей.

Я отключился. Хотел сунуть трубку-телефон в карман джинсов, но из одного джинсового кармана уже торчала трубка мобильника Любови Игнатьевны. Два телефона в одних джинсах – перебор. И я остался сидеть с трубкой в левой руке. А в правой руке пистолет. А под ногами раненый бандит. М-да, выгляжу, наверное, со стороны круто.

– Егор приедет? – Зема поглядел на меня искоса, бережно зажимая руками ногу, чуть выше раны, но кровь все равно продолжала сочиться из рваной дырки. Спортивные штаны Земы, быстро намокая, краснели, а физиономия бандита, напротив, бледнела на глазах. Про Зему можно забыть. Скоро он лишится чувств от потери крови. Может издохнуть, ну и черт с ним. Не фига становиться бандитом, ежели мечтаешь дожить до старости.

– Седой, Егор че сказал? Приедет?

– Расслабься, Зиновий. Насчет отстрела твоих мужских причиндалов я пощутил. Отдыхай.

Я поднялся, вышел в прихожую проведать Земиного коллегу Сашку, которому сломал пальцы. Исключительно вовремя я вспомнил о Сашке. Он, паршивец, оклемался, встал на ноги, еще секунда, исчез бы за дверями второй комнаты, имеющейся в этой малогабаритной квартире. Помнится, Буба что-то говорил о монтажной-аппаратной. Да, вторая комната как раз и есть видеомонтажная. Через Сашкино плечо вижу заставленный аппаратурой угол.

– Стоять! – командую Сашке.

Он останавливается. На лице боль и досада. Сломанные кости болят, и обидно, что не успел сделать последнего шага, спрятаться за дверью. Скорее всего в аппаратной есть чем вооружиться, иначе зачем бы Сашка туда поперся? Интересно, как... то есть чем он собирался держать оружие? На правой руке средний и указательный пальцы болтаются, словно тряпичные. На левой – вместо сустава большого пальца торчит белая косточка, на мизинец и безымянный вообще без слез не взглянешь.

– Кругом, шагом марш, Саша! – Целюсь ему в переносицу. – Шагом марш в комнату к Земе. Помоги начальнику, а то он, не ровен час, окочурится.

Не спуская глаз с пистолета, вытирая спиной стенки, бочком-бочком Сашка пошел в заданном ему направлении. Дождавшись, пока Сашка скроется в комнате бандитского отдыха, превращенной моими стараниями в бандитский лазарет, я пересек прихожую и вышел на лестничную площадку.

«Бык» Ваня все еще лежал в отключке. Здорово я ему заехал по затылку, до сих пор локоть ноет.

Зазвонил телефон в левой руке.

– Алло-о!

– Стас?

– Да.

– Егор говорит.

– Я узнал.

– Хм... Узнал, знать, не быть мне богатым... Слухай сюда, отморозок. Тебе повезло... или не повезло. Большой Папа согласен тебя видеть. Немедленно. Мой тебе совет, отморозок, прямо сейчас прыгай в окно, если про полтора «лимона» свистишь.

– А если нет?

– Если нет, то с тебя ящик конины мне за посредничество. Если правда надыбал наколку на полтораху гринов, Папа тебя не обидит. Если свистишь – сильно обидит, так обидит, что ты представить себе не можешь, отморозок.