Бувар и Пекюше - Гюстав Флобер

Как-то в послеобеденное время в парикмахерскую зашёл врач, — ему надо было постричься. Садясь в кресло, он в зеркале увидел, как наши френологи ощупывают шишки на головке ребёнка.

— Вы занимаетесь такой ерундой? — спросил он.

— Почему ерундой?

Вокорбей презрительно улыбнулся; потом объявил, что в мозгу никаких шишек нет.

Так, например, один человек легко переваривает пищу, которую не переваривает другой. Следует ли предположить в желудке столько желудков, сколько имеется различных вкусов? Между тем за одной работой отдыхаешь от другой, умственное усилие не напрягает одновременно всех способностей, у каждой из них своё определённое место.

— Анатомы таких мест не обнаружили, — заметил Вокорбей.

— Значит, плохо вскрывали, — возразил Пекюше.

— Как так?

— Да очень просто. Они режут слои, не считаясь с соединением частей. (Эту фразу он вычитал из какой-то книги.)

— Что за вздор! — воскликнул доктор. — Череп не лепится по форме мозга, — внешнее — по внутреннему. Галль ошибается. Попробуйте-ка доказать его теорию, взяв наугад трёх человек из числа присутствующих.

Первою оказалась крестьянка с большими голубыми глазами.

Пекюше сказал:

— У неё превосходная память.

Муж её подтвердил этот вывод и сам предложил подвергнуться обследованию.

— Ну, почтенный, ладить с вами нелегко.

Присутствующие подтвердили, что другого такого упрямца не сыскать.

Третьим подопытным стал мальчишка, который находился здесь с бабушкой.

Пекюше заявил, что он, несомненно, обожает музыку.

— Совершенно верно, — подтвердила старушка, — покажи-ка господам, как ты умеешь играть.

Мальчик вынул из кармана сопелку и принялся дудеть.

Тут раздался громкий стук — это доктор, уходя, изо всех сил хлопнул дверью.

Теперь друзья уже больше не сомневались в самих себе и, призвав питомцев, возобновили исследования их черепов.

У Викторины череп был в общем гладкий — знак уравновешенности, зато череп её брата производил прискорбное впечатление: значительные выпуклости в сосцевидных углах теменных костей указывали на склонность к разрушению, убийству, а выпуклость пониже говорила об алчности, вороватости. Бувар и Пекюше сокрушались по этому поводу целую неделю.

Нужно вникать в точный смысл каждого слова; то, что принято называть драчливостью, подразумевает презрение к смерти. Если человек может совершать убийства, то может также и спасать людей. Стяжательство заключает в себе как ловкость мошенника, так и рвение коммерсанта. Непочтительность идёт рука об руку с критическим духом, хитрость — с осмотрительностью. Всякий инстинкт раздваивается, образуя начало хорошее и дурное. Можно свести на нет дурное, развивая хорошее, — при такой методе отчаянный озорник станет не разбойником, а полководцем. У труса останется только осторожность, у скупца — бережливость, у расточителя — щедрость.

Они увлеклись прекрасной мечтой: если воспитание их питомцев пойдёт хорошо, они со временем учредят заведение, цель которого будет развивать ум, укрощать своенравие, облагораживать сердце. Они уже поговаривали об открытии подписки и постройке здания.

Триумф у Гано прославил их, и теперь к ним приходили, чтобы посоветоваться и узнать, можно ли рассчитывать на удачу.

Через их руки прошли самые разнообразные черепа: круглые, грушевидные, похожие на сахарные головы, квадратные, вытянутые, сжатые, приплюснутые, с бычьими челюстями, с птичьими носами, со свиными глазками; но такое множество народа мешало парикмахеру работать. Люди задевали локтями стеклянные шкафы с парфюмерией, разбрасывали гребни, разбили рукомойник, и цирюльник выгнал вон всех любителей френологии, попросив Бувара и Пекюше последовать за ними; ультиматум этот они приняли безропотно, ибо черепоскопия уже успела их утомить.

На другой день, проходя мимо палисадника капитана, они заметили самого капитана, беседовавшего с Жирбалем, Кулоном и стражником; тут же был и младший сын стражника Зефирен, одетый в певческий стихарь. Стихарь был совсем новенький; мальчик разгуливал в нём, прежде чем сдать в ризницу, и все поздравляли его с обновкой.

Желая узнать мнение учёных господ о сыне, Плакван попросил их ощупать подростка.

Кожа у него на лбу казалась натянутой; нос был тонкий, хрящеватый на кончике и чуть вкось нависал над тонкими губами; подбородок был острый, взгляд бегающий, правое плечо выше левого.

— Сними скуфейку, — приказал отец.

Бувар запустил пальцы в светлые, как лён, волосы мальчика, потом то же проделал Пекюше, и они шёпотом поделились результатами обследования.

— Явная биофилия! И апробативность. Совестливость отсутствует. К деторождению неспособен.

— Ну как? — спросил сторож.

Пекюше открыл табакерку и взял понюшку.

— Признаться, ничего хорошего, — ответил Бувар.

Плакван покраснел от обиды:

— Как бы то ни было, он будет делать то, что я велю.

— Ну-ну!

— Да ведь я же ему отец, чёрт побери! Значит, имею полное право…

— До некоторой степени, — возразил Пекюше.

Жирбаль вставил:

— Родительская власть неоспорима.

— А если отец дурак?

— Всё равно, — возразил капитан, — это не умаляет его власти.

— В интересах детей, — добавил Кулон.

По мнению Бувара и Пекюше, дети ничем не обязаны тем, кто произвёл их на свет, родители же, наоборот, обязаны их кормить, обучать, оберегать и т.д.

Шавиньольцы возмутились, услышав столь безнравственные рассуждения. Плакван был оскорблён, словно ему нанесли личную обиду.

— Посмотрим ещё, что выйдет из тех, кого вы подобрали на большой дороге. Эти далеко пойдут. Берегитесь!

— Чего нам беречься? — язвительно спросил Пекюше.

— Да я вас не боюсь.

— И я вас не боюсь.

Кулон вмешался в спор, угомонил сторожа и спровадил его.

Несколько минут помолчали. Потом речь зашла о капитановых георгинах, и тут капитан не отпустил собеседников до тех пор, пока не показал им все цветы.

Бувар и Пекюше отправились домой и шагах в ста перед собою увидели Плаквана; Зефирен шёл рядом с отцом и, подняв локоть, защищался от оплеух.

То, что они сейчас слышали, выражало в несколько изменённом виде образ мыслей графа, но пример их питомцев докажет, насколько свобода сильнее принуждения. Впрочем, некоторая дисциплина необходима.

Пекюше повесил в музее грифельную доску для всякого рода чертежей и упражнений; они решили завести журнал; записи о поведении детей, занесённые в него вечером, будут на другой день читаться вслух. Всё будет делаться по звону колокольчика. По Дюпон де Немуру сначала всё будет основываться на отеческих распоряжениях, потом на военных приказах, обращение на «ты» будет запрещено.