Дочь палача и Совет двенадцати - Оливер Петч

– Нет, черт возьми, не хочу, – простонал Макс. – Амалия ведь очень милая, она с пеленок меня растит… Да и непонятно, с чего бы ей это делать. Она не меньше моего любила Артура… – Он стиснул кулаки. – Но если я не скажу отцу, то Артур, наверное, никогда уж не отыщется… Прямо напасть какая-то! Что нам теперь делать?

– Вот как мы поступим, – сказал Петер. – Понаблюдаем за Амалией. Так всегда делают, если хотят поймать вора. Это меня отец так научил. Он говорит, что рано или поздно любой себя выдаст.

– Но я не могу за ней наблюдать, – заметил Макс. – Меня-то Амалия знает и сразу заподозрит неладное. К тому же мне нельзя покидать резиденцию, а она часто бывает в городе по каким-нибудь делам.

– Хм, тебя она знает, да… но… – Петер снова задумался, а потом вдруг просиял. – Я знаю, кто последит за Амалией, пока она в городе!

– И кто же, интересно?

Петер ухмыльнулся.

– Ты не поверишь. Но я уверен, что для нашего случая ты не найдешь ищеек лучше.

Он вдруг почувствовал, как по коже поползли мурашки, от головы и до самых пяток. Они напали на след, как собаки, преследующие дичь. Теперь Петер наконец понял, почему отец с дедом то и дело выслеживают всяких мерзавцев.

Это доставляло несказанное удовольствие.

* * *

Барбара тем временем тоже радовалась по-весеннему теплому солнцу и пыталась хоть какое-то время не думать о своем туманном будущем.

Они с Конрадом Неером стояли на возвышении чуть в стороне от Мюнхена и любовались панорамой города с его церквами, дворцами вельмож, каменными домами и укреплениями, образующими внутреннее кольцо городских стен. В самом центре высился собор. В ясные дни вроде этого его можно было увидеть издалека. Барбара задумалась, не удастся ли разглядеть его башни с вершины Пайсенберга, который отмечал границу ее родного Шонгау.

В полдень Неер появился перед домом с букетом засушенных цветов и пригласил ее на прогулку. Очевидно, Совет закончился раньше, чем ожидалось, и Барбара догадывалась почему.

Поначалу молодая женщина хотела отказаться. Ее опять тошнило, и нога еще болела после вчерашнего падения. От Дайблера она узнала, что мастер Ганс мертв, жестоко казнен как изменник. Как ни странно, это известие не принесло ей облегчения, а, наоборот, вселило страх. Как и отец с Дайблером, Барбара сомневалась, что в смерти Ганса повинна толпа. Его кто-то выследил, и оставалось лишь гадать, кто станет следующей жертвой…

Кроме того, Барбара просто не знала, как ей быть. Выйти замуж за Конрада Неера, приятного и учтивого палача из Кауфбойерна, который годился ей в отцы? Или просто сбежать, неважно куда? Потому что в одном Магдалена была права: в Шонгау ей возвращаться нельзя. Пройдет еще несколько недель, и скрывать далее беременность не получится. И тогда ее ждали порка и изгнание из города, чего Барбара не могла пожелать ни себе, ни своим близким.

Некоторое время Конрад Неер молча стоял рядом. Что-то его тяготило. Барбара догадывалась, что это связано со смертью Ганса и сегодняшним собранием. Потом он неожиданно взял ее за руку, и Барбара вздрогнула. Подул ветер, и она поежилась. За городскими стенами, где ее никто не видел, Барбара отважилась накинуть на плечи шелковый платок, подаренный Неером.

– Прекрасный вид, не правда ли? – произнес Конрад и обвел рукой город. – Если смотреть на Мюнхен в такой вот солнечный день, невозможно даже представить, сколько страданий выпало на его долю…

– О чем это вы? – спросила Барбара, готовая отвлечься на что угодно.

– Ну, шведы хоть и не взяли город, но пришлось выплатить им огромный выкуп. Все вокруг было разорено. И в довершение всего, в город пришла чума! Она унесла жизни более половины горожан… – Неер вздохнул. – Но с тех пор как у власти находятся курфюрст Фердинанд Мария и его иноземная супруга, Мюнхен процветает. И это настоящее чудо.

Барбара подумала о тех юных служанках, бродячих подмастерьях, старьевщиках, торгашах, старых солдатах, сиротах и нищих из предместий, которых гнали из этого процветающего города. Убитые девушки тоже были из этого Мюнхена. Молодая женщина хотела уже ответить, однако Неер нерешительно сменил тему.

– Дорогая Барбара, – начал он несколько церемонно. – Хочу быть с тобой откровенным. Я… понимаю, что решение о замужестве дается тебе нелегко. Я далеко не молод и не могу пообещать тебе рай на земле. Кроме того, в последние дни… – Он печально улыбнулся. – Ну, ты сама заметила, что палачи особой популярностью не пользуются. Но тебе это и так известно. – Тут он подобрался. – Как палач в Кауфбойерне, я стану неплохой партией. У меня есть деньги и большой дом, в котором так не хватает детского смеха…

Барбара покраснела и отвернулась. Однако Конрад продолжал с жаром:

– Я знаю, отец хочет принудить тебя к замужеству, но это не мое. Жена, которая будет лить слезы из-за меня, послужит лишь поводом для насмешек. Такая жена мне не нужна. Ты должна сама захотеть этого, Барбара. Однако у нас не так много времени! Из-за этих убийств город взбудоражен, всю вину возлагают на палачей. С мастером Гансом уже расправились, и неизвестно, кто станет следующим. Дайблер с Видманом хотели сегодня же распустить Совет. Я попросил выждать еще два дня. Два дня, и потом все мы разъедемся по домам… – Неер посмотрел ей в глаза. – Боюсь, ты должна принять решение, Барбара. Сейчас. Ты хочешь уехать со мной в Кауфбойерн?

Барбара снова почувствовала рвотные позывы. Ей необходимо было присесть. Но здесь, на вершине холма, не было ни скамейки, ни поваленных деревьев. Только ветхий поминальный крест и межевой камень отмечали границу деревушки под названием Зендлинг. Справа и слева от дороги расположились несколько крестьянских дворов, чуть дальше стояла деревенская церковь, и рядом – небольшой трактир. Оттуда доносилась тихая музыка.

– Может, зайдем и посидим? – спросила Барбара дрожащим голосом и показала на трактир. – Я… что-то неважно себя чувствую. Да и холодно становится, когда солнце прячется за тучами.

Конрад бросил на нее испытующий взгляд. Может, он уже догадывался о чем-то? Потом палач все-таки кивнул и заботливо накинул ей на плечи свой плащ.

– Конечно. О таких вещах лучше говорить в тепле, за кружкой пива или подогретого вина.

Они направились к трактиру. Ставни на окнах были недавно выкрашены, из трубы поднимался дым, две лошади, привязанные у столба, ели овес из корыта. Внутри приятно пахло свежевыпеченным хлебом и копчеными колбасами.

В это время посетителей в трактире было немного, в большинстве своем крестьяне. В это время года работать им приходилось не так много. Кроме них, в зале оказались три музыканта: молодой скрипач, мужчина постарше с шарманкой, и третий – судя по внешности, южанин, – игравший на флейте и время от времени бивший в тамбурин. Казалось, они играли скорее для себя, чем для малочисленной публики. Иногда музыканты прерывались, смеялись над чем-то и пили из кружек. Это были жизнерадостные, совсем еще молодые люди, и в особенности внимание Барбары привлек белокурый скрипач – веселый юноша; он обнажал белые зубы, когда смеялся, а глаза его искрились умом и любопытством.