Мальчик в свете фар - Самюэль Бьорк

– А что насчет Карла Эйона?

– Тоже нет, я проверял.

– Ок, но посмотри же сюда.

Ильва указала на стену перед ними.

– Рисунки?

– Да.

– Ты ведь видишь, что они непохожи?

– К чему ты клонишь?..

– Наш убийца явно… ну, я не знаю, но поведение выглядит очень продуманным, правда? Ничего здесь не случайно. То есть тут он в очках, тут с другой прической. Что если Хоровиц все-таки есть в файлах? Под другим именем, ну, я не знаю.

– Но в этом же нет никакого смысла. Зачем ему идти к психиатру под другим именем? И, вообще, возможно ли это? Разве не нужны документы, нет, ведь это так не работает, да?

– Да, ты прав, – сказала Ильва, сняв очки. – Зачем ему это?

– Нет, зачем ему так делать.

Она потерла глаза и опять надела очки на нос.

– Да…

Они замолчали и какое-то время сидели, упершись взглядом в пеструю доску.

– Если только не… – сказала Ильва.

– «Только не» – что?

– Нет, в этом нет смысла, – сказала исландка, опустив голову на руки. – Вот черт. Было бы так круто что-нибудь дать нашим старикам, ну, не сидеть же тут, как статисты. Ненавижу, когда ничем не могу помочь.

– Отлично понимаю, о чем ты.

– Но Блакстад? Психиатрия? Ты же сам так подумал? Должен же он был где-то общаться с жертвами? Ну послушай, что, совершенно случайно? Что-то же его спровоцировало? А Вивиан Берг? Она ведь была первой?

– И?..

– Вивиан Берг, первая жертва. Пациентка Риттера, да? Ты же знаешь Мию, – сказала Ильва, воодушевленно поднимаясь со стула.

– Почему она хотела, чтобы ты взломал базу, если у нее не было какого-то предчувствия? Она сказала, о чем они говорили в больнице?

– Когда?

– Когда допрашивали Риттера.

– Нет.

– Черт, Габриэль. Что-то же должно было быть, да?

– Да, но что же?

– Нет, черт его знает, но мы же знаем возраст, да?

– Хоровица?

– Да.

– Двадцать пять, – кивнул Габриэль.

– Давай прибавим или убавим ему пару лет?

– Зачем?

– Ну, посмотри на фото. На рисунки. Описания от тех, кто его реально видел, скажем… от двадцати трех до… да, двадцати семи, примерно так.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Ты же видел дату рождения, да?

Ильва подбежала и ткнула пальцем в экран.

– Что тогда получится? 19… 86 по 1990? Попробуй.

Габриэль так и не понял, к чему это, но вбил даты.

– Сколько совпадений?

– Двести семьдесят пять.

– Вот видишь, – улыбнулась Ильва и довольно толкнула его в плечо.

– Хочешь сказать, прочтем все? Ты представляешь, сколько времени это займет?

– А почему нет? У тебя есть другие дела?

Во всем офисе висела тишина. До Габриэля доносился гул машин на улице вдали и жужжание вентилятора, о существовании которого он даже не знал.

– Нет-нет, давай попробуем, – наконец пробормотал он.

– Хорошо, – улыбнулась Ильва и снова толкнула его в плечо. – Я возьму с «А» по… что там получится?

– «Н».

– Хорошо. А ты возьми остальное. Пришлешь мне файлы, ок?

Ильва снова встала. Сейчас она больше всего напоминала маленькую школьницу, когда всплеснула руками и улыбнулась от уха до уха.

– Встретимся здесь, когда закончим? Или если что-то обнаружится?

– Это может занять несколько дней, – вздохнул Габриэль.

– Значит, так. Ну, так пришлешь?

– Уже отправляю, – пробормотал Габриэль и перетащил файлы в письмо на ее адрес.

Миа лежала в прострации между сном и явью, не в силах найти себе место. Тело было измождено, но голова продолжала работать на полной скорости. На этот раз она отказалась от магического снотворного Чарли, не стала рисковать и исчезать полностью. Карри мог позвонить в любую минуту, она должна бодрствовать, быть здесь, все выяснить. Мунк звонил ей неоднократно, пока она ехала в Тейена, но она не отвечала. Они не могут так с ней обращаться. Пусть катятся к чертям, всей компанией. Она мельком взглянула на сообщение от него. «Новая жертва, Пол Мэллей. Еще один фотоаппарат, номер двадцать девять». Эти слова последовали за ней на мягкую подушку, смешавшись с потребностью тела в отдыхе.

Числа. Четыре, семь, тринадцать, двадцать девять. Список жертв? Разве это не слишком просто? Зачем тогда делать это с фотоаппаратом, процарапывать цифры на объективе? Новое на каждом месте преступления? Есть же сотни других способов. Обозначить число? Написать на стене. На теле. Разве это не было бы в каком-то смысле правильнее? Зачем нужен этот фотоаппарат? Она упустила что-то важное, да? Цифры… на фотоаппарате. Ок. Нет-нет-нет, сфокусируйся. Цифры внутри камеры. Большая разница. На объективе. Не где-то еще. Забудь про камеру. Фотография. Держись за эту мысль, Миа, не исчезай. Это важно. Если нажать на кнопку, цифра станет… частью картинки?

Видимо, она все-таки уснула, потому что вдруг перед ней оказалась Сигрид на улицах Осло. Всего лишь тенью, без лица, но это была она, браслет громко звенел на тоненьком запястье. Сестра медленно махала ей, стоя на темном мокром асфальте. Пойдем, Миа, пойдем. Парень в желтой шапке вдруг склонился над женщиной в красном пуховике, но они тут же исчезли в тумане. Миа потеряла Сигрид на мгновенье. Сердце выпрыгивало из груди, а голос не хотел выходить наружу. Вдруг тень мамы, потом папы. У могилы на кладбище. Плачущие, скорбящие, только тени, и вдруг Сигрид снова оказалась перед Мией, и до нее дошло, где она. Подвал. Матрас на полу. Та грязная дыра, где нашли Сигрид. Сестра осторожно легла и затянула резиновый жгут на худой руке. Миа отчаянно рвалась подбежать к ней. Закрыть ее руками, защитить, но тело не слушалось. Ноги прилипли к полу. Она не могла сдвинуться с места. Сестра подняла иглу с пола и посмотрела на Мию. Миа хотела закричать, завыть, завопить, но голос пропал. Кто-то у нее за спиной, в комнате теперь много народу. Мию кто-то схватил, крепко держал, рукой ей закрыли глаза. Ее охватила паника, когда сестра воткнула иглу под кожу и печально улыбнулась в тумане.

Смерть не страшна, Миа.

Ты идешь?

Миа резко села в кровати, хватая ртом воздух. С лица лился пот. Она на ощупь поднялась с постели и босиком, шатаясь, пошла на кухню. Сон еще глубоко сидел в теле. Черт. Будто в бреду, она открыла шкафчик, налила стакан воды и залпом осушила его. Налила еще один и, дрожа, стояла у раковины, пока реальность постепенно возвращалась к ней. Она медленно опустилась на стул и наконец открыла глаза.