Мир чудес - Робертсон Дэвис

— Я припоминаю несколько довольно прохладных рецензий, — сказал Роли.

— Но прохладных зрителей не было. А это главное. Провинциальные критики всегда прохладны — им же нужно демонстрировать, что все эти веяния из культурных столиц им нипочем. А вот публика считала, что мы великолепны.

— Магнус, публика считала, что великолепна Англия. Труппа Тресайза приехала из Англии, из той самой Англии, которая была в сердце у многих зрителей, из Англии, которую они покинули в молодости, или из Англии, в которую они ездили в молодости, а во многих случаях — из Англии, которую они просто воображали себе и хотели, чтобы она была такой на самом деле.

Даже в тридцать втором году эти мелодрамы были стары как мир, но в каждом зале находилась горстка людей, которая приходила в восторг от звука английских голосов, взывающих к благородным чувствам. Представление, что всем якобы нужно только новое, — это заблуждение интеллектуалов. Многим людям нужно теплое, надежное место, где время почти не идет вперед, а для многих канадцев таким местом была Англия. Театр оставался чуть ли не последним оплотом старой колониальной Канады. Вы прекрасно знаете, что к тому времени сэр Джон уже лет двадцать не наведывался в Нью-Йорк, потому что там театр такого рода был мертв. Но в Канаде он процветал, потому что был там не просто театром, а Англией, к которой канадцы питали сентиментальные чувства.

Неужели вы не помните запах нафталина, проникавший на сцену, когда поднимали занавес, — от всех этих кроличьих мехов и древних фраков на дорогих местах. Еще были люди, которые выряжались специально для театра, хотя у меня большие сомнения, выряжались ли они для чего-нибудь другого, ну, разве для полкового бала или еще чего-нибудь, что напоминало им об Англии. Сэр Джон эксплуатировал пережитки колониализма. Вам это нравилось, потому что вы не знали ничего другого.

— Я знал Канаду, — сказал Магнус. — По крайней мере, ту ее часть, которая реагировала на «Мир чудес» Уонлесса и шутки Счастливой Ганны. Сэра Джона встречала другая Канада, но отчасти и та самая. Мы не гастролировали в небольших городках — мы заезжали только в крупные, где были театры, в которых мы могли развернуться. Но знакомые мне городки мелькали за окнами, пока мы покрывали на поезде эти бескрайние тысячи миль. В пути я пришел к выводу, что очень неплохо знаю Канаду. Но кроме того, я знал, что нравится людям, как их можно заставить раскошелиться и чем питается их воображение.

Для вас театр был всего лишь грубоватым продолжением кембриджского курса английской литературы, но театр, знакомый мне, был театром, в котором люди забывают одно, вспоминают другое и освежают безводные места души.[160]Мы, Роли, оба были молодые невежды. Вы принадлежали к тому типу невежд, который так боится жизни, что только и умеет — презирать ее из страха, как бы случайно не полюбить что-нибудь такое, что не отвечает стандартам горстки людей, которыми он восхищается. Я принадлежал к тому типу, который не знает почти ничего, что выходит за рамки безвкусицы, жестокости и уродства, но я не забыл псалмы и жаждал чего-нибудь лучшего, как лань желает к потокам воды.[161]И я получал лучшее — через пьесы сэра Джона, через благородные манеры, которых он требовал от членов труппы, через регулярность и честность, с которыми каждую пятницу выплачивалось жалованье, а мне при этом не нужно было ни выпрашивать заработанное, ни отдавать его часть какому-нибудь мелкому жулику.

— Вы идеализируете свою молодость, Магнус. Многие в труппе считали, что эти гастроли — так, забава.

— Да, но еще большее число были честными актерами, которые целиком отдавались работе. Вы слишком много общались с Чарльтоном и Вудсом, а они были плохими актерами и так ничего и не добились. Вы были под каблучком у Одри Севенхоус, которая под стать вам презирала все и вся. Конечно, и у нас была смешная сторона. А в какой театральной труппе ее нет? Но впечатление, которое мы производили, отнюдь не было смешным. В нас было что-то такое, в чем нуждались люди. А мы выкладывались для них в полную силу. Это так не походило на мою жизнь в балагане, где самое главное было тратить как можно меньше сил.

— Значит, для вас канадские гастроли были временем духовного роста, — сказал Линд.

— В это время я стал отдавать себе отчет в том, что такие роскошества, как честность и некоторая благопристойность, вполне мне по карману, — сказал Магнус. — Вы себе можете такое представить? На всех вас некоторый лоск людей, которые выросли, чувствуя себя в достаточной безопасности. И вы росли на виду. А я, как вы помните, большую часть такого важного для человека периода провел в чреве Абдуллы.

— Мелодрама иссушила вам мозги, — сказал Роли. — Когда я вас знал, вы были внутри сэра Джона — в его чреве, в его манерах, в его голосе — во всем, чему умный дублер мог подражать. Что, разве не так?

— Совершенно не так.

— Прекратили бы вы цепляться друг к другу, — сказал Кингховн. — Все это было не так… я готов поверить, что так оно и было, но только что значит «не так»? Если только это можно выяснить. Вас двоих послушаешь, так можно подумать, что вы были на разных гастролях.

— Ничуть. Это были одни и те же гастроли, — сказал Магнус. — Просто я, вероятно, помню больше деталей, чем Роли. Я человек деталей — без этого не бывает хороших иллюзионистов. Роли видел самый общий план, как это и подобает человеку его темперамента и образования. Роли видел все, что должен был увидеть Студент и Он, а я видел и пытался понять все, что появлялось перед моими глазами.

Роли, вы помните Мортона У. Пенфолда? Наверно, не помните. Но он был одним из тех колесиков, на которых крутились гастроли. Он был нашим антрепренером.

Гастроли организовала группа богатых канадцев, которые содействовали приезду английских театральных компаний в Канаду. Частично они делали это, чтобы уменьшить чрезмерное, по их мнению, американское влияние, частично — в надежде заработать немного денег, а частично потому, что театр привлекал их, как может привлекать богатых невежественных бизнесменов. Некоторые из них встречали нас в Монреале; они увели с собой сэра Джона и Миледи, и до понедельника, когда состоялось открытие, мы немало бражничали и трапезничали. Мортон У. Пенфолд был их представителем и, словно герольд, ехал по всей стране впереди нас, оповещая о нашем прибытии. Он организовывал переезды и следил, чтобы при посадке в поезд никто не остался без билета. При необходимости он устраивал задержку поездов, а иногда заказывал экстренный, чтобы мы не опоздали на пересадку. Он организовывал доставку декораций в театры и из них, чаще на грузовиках, а иногда — на огромных санях. Он заботился о том, чтобы у нас хватало рабочих сцены для постановок с тяжелыми декорациями, чтобы число музыкантов в оркестре хотя бы приблизительно соответствовало нашим потребностям, чтобы нам хватало статистов — студентов колледжей и других существ надлежащего веса и комплекции — для «Владетеля» и «Скарамуша». Он добывал терпеливую, спокойного нрава лошадь, чтобы тащить телегу Климены. Он заранее размещал в местных газетах объявления о нашем приезде, а также комплиментарные заметки о сэре Джоне и Миледи. Для каждой газеты у него была припасена маленькая байка, разъясняющая, что фамилия Тресайз — корнуэльского происхождения, а ударение в ней стоит на втором слоге. Кроме того, для газет в провинциальных городах — где не было собственных критиков — у него была приготовлена папочка с благоприятными отзывами, опубликованными в газетах Лондона, Монреаля и Торонто; такие материалы могли дать пищу для воображения местным репортерам. Еще он предоставлял информацию для программок и предупреждал местных театральных режиссеров, что правильно «Салон мадам Плугатель», а не «Салун мадам Плугатель», как склонны были полагать некоторые из них.