Германия. Противостояние сквозь века - Александр Широкорад

Далее началась дипломатия яхт. 18 (31) августа 1907 г. на яхте, стоявшей в четырех верстах от полуострова Гангут, Николай II и британский посол Артур Никольсон подписали соглашение о разграничении сфер влияния двух стран в Персии, Афганистане и Тибете. Причем Россия пошла на гораздо большие уступки, чем «коварный Альбион».

28 мая (10 июня) 1908 г. в Ревель прибыла королевская яхта «Виктория и Альберт» в сопровождении внушительной британской эскадры. После салюта от борта яхты отвалил барказ, на котором находилась королевская чета – Эдуард VII и Александра Датская. На борту яхты «Полярная Звезда» их приветствовали Николай II и Александра Федоровна. Зная пристрастие русского императора к униформам и различным регалиям, Берти произвел Ники в чин адмирала британского флота. Царю преподнесли красивый мундир и морскую саблю образца 1827 г., чем несказанно порадовали нашего самодержца. В ходе королевского визита было на высшем уровне согласовано создание Антанты – союза, направленного против Германии.

А была ли у России альтернатива? Историк А. И. Уткин писал: «Пойти же на двустороннее сближение с Германией было для России в практическом смысле немыслимым, это означало превращение России в вассала Германии, означало ее фактический “уход” из Европы, обращение к Азии, где Британия и Япония постарались бы поставить предел расширению ее влияния. Именно Германия в этом случае решала бы вопрос, когда наступит час для выяснения отношений с Францией и Англией. Россия обязана была бы следовать за ней, являясь, по существу, младшим партнером в реализации германских планов»[116].

Абсурдность подобного утверждения очевидна. Автор противоречит сам себе. Как Англия могла поставить предел расширению России в «час для выяснения отношений» с Германией? Почему Россия должна была следовать за Германией и объявлять войну Франции и Англии? Вильгельма II вполне устраивал нейтралитет России. Германская армия покончила бы с французами прежде, чем русские части добрались бы до французской границы. А русский флот к 1914 г. был крайне мал, чтобы играть какую-то роль в борьбе с Гранд Флитом (Военно-морским флотом Англии).

Ситуация в 1914 года ничего не имела общего с 1941 годом. Кайзер не собирался покорять Россию. Мало того, «собрать до кучи» буйное панство было явно не в интересах Германии.

Вступление России в Антанту и ее война с Германией не имели ни военных, ни политических, ни экономических причин, а лишь только субъективные. Под субъективными причинами я понимаю психологическое давление со стороны Англии и Франции. Его вели дипломаты, разведчики, писатели, члены различных масонских лож и т. д.

Очень соблазнительно указать в виде «морковки» для России займы и инвестиции Франции, которые достигли огромной по тем временам суммы – 25 миллиардов франков. К 1914 г. доля иностранных инвестиций в экономике нашей страны составляла: Франция – 32,6 %, Англия – 22 %, Германия – 19,7 %, Бельгия – 14,3 %, США – 5,2 %, доля же Австро-Венгрии была совсем анекдотичной – 0,4 %.

Вроде бы все сходится, и Россия оказалась у стран Антанты на коротком финансовом поводке. Но зато доля Германии в импорте России составляла около 50 %, Франции – 4,6 % и Англии – 13,3 %.

Компании и капиталы враждебного государства в случае начала войны могут быть легко конфискованы. А как с импортом? Его не заменишь ничем.

Пока русские находились в мире с Германией, Вержболово[117] было широко раскрытым окном в мир. А при конфликте с Германией и Турцией у России для связи с внешним миром оставались лишь две узенькие форточки, и то где-то на задворках империи: Архангельск и Владивосток.

Так что экономических причин для войны с Германией просто не было. С этой точки зрения гораздо выгоднее было воевать вместе с кайзером. Что же касается разного рода второстепенных причин, как то: «война» торговых тарифов, всплеск русофобии в 1910–1914 гг. в Германии и т. д., то они были следствием тесного военного сближения России и Франции, а не наоборот.

Приобретать германскую и австрийскую части Речи Посполитой России было еще более невыгодно, чем Германии. Дело в том, что германизация поляков в Германской империи шла относительно успешно, а вот робкие попытки царской администрации в русифицировании Привисленского края закончились полным провалом.

Оттяпать у Австро-Венгрии Галицию – тоже удовольствие сомнительное. Да, действительно, там, по крайней мере с IX века, жили русские люди, не отличавшиеся по своему этническому составу, языку и культуре от жителей Киева, Смоленска и Новгорода. Но в XV веке они попали под власть поляков. За пять веков их язык, культура и менталитет сильно изменились.

К 1914 г. в Галиции имелись две партии – русские и украинцы. Я подчеркиваю – партии, а не народы. Их этнический состав был одинаков. Но русины хотели попасть в состав России, а украинцы ненавидели Россию и все русское. В 1914–1917 гг. австрийцы совместно с украинцами разгромили партию русских. Результатом всего этого стало бандитское движение на Западной Украине в 1944–1954 гг.

С точки зрения здравого смысла Российской империи было целесообразно присоединить Галицию только в одном случае – если бы там остались одни русины. Но поскольку сделать это в 1914–1918 гг. было весьма проблематично, то и Галиция была объективно не нужна Российской империи.

Тогда какой смысл нам было воевать с немцами и австрийцами?

Если мы будем руководствоваться критерием генерала Клаузевица «Война есть продолжение политики иными средствами», то увидим, что единственной целью, ради которой Россия могла пойти на войну, были Черноморские проливы – мечта русских царей, начиная с Алексея Михайловича.

Примерно с 1908 г. значительная часть военного руководства стала утверждать, что в одиночку Россия не в состоянии захватить Проливы и сделать это можно только в ходе коалиционной войны, то есть в союзе с Англией и Францией против Германии и ее союзников.

В частности, такие мысли прозвучали 8 февраля 1914 г. на Особом совещании под председательством министра иностранных дел С. Д. Сазонова с участием морского министра И. К. Григоровича, начальника Генерального штаба Я. Г. Жилинского, посла в Турции М. Н. Гирса и др. Исходя из возможности в недалеком будущем распада Османской империи, участники совещания должны были ответить на вопрос, могут ли быть захвачены Проливы силами одной России. Сазонов и Жилинский считали, что борьба за Константинополь «невозможна без общеевропейской войны».

С обоснованием этого тезиса выступил генерал-квартирмейстер Генерального штаба, генерал-лейтенант Данилов: «Мы должны стремиться к обеспечению успеха на главном театре войны, с победой на этом театре к нам придут благоприятные решения и всех частных вопросов». Правда, точка зрения, высказанная Даниловым, встретила возражения. Начальник оперативного отдела морского Генерального штаба капитан 2-го ранга Немитц[118], последние годы специально занимавшийся проблемой Проливов, указал на то, что тезис Данилова о необходимости сосредоточения сил против главного противника был бы правилен, если бы на пути к Проливам и Константинополю Россия имела «того же главного противника, как и на Западном фронте, то есть германо-австрийские силы». Далее Немитц заявил: «Но в действительности положение представляется, по мнению морского Генерального штаба, в ином виде. На пути к Проливам мы имеем серьезных противников в лице не только Германии или Австрии. Как бы ни были успешны наши действия на Западном фронте, они [Англия и Франция. – А. Ш.] не дадут нам Проливов и Константинополя». По мнению Немитца, необходимо «одновременно с операциями на западном фронте занять военною силою Константинополь и Проливы», ибо только в этом случае «Европа согласится» на разрешение вопроса о Проливах согласно требованиям России[119].