Стоя под радугой - Фэнни Флэгг

– Да, и что она?

– Они, похоже, на выходных потеряли верхнюю челюсть Тот. Задавали жару в офисе небось.

– В каком смысле потеряли?

– В пятницу доктор Орр выдернул у Тот зубы, снял слепок челюстей для протеза и велел приходить в понедельник, мол, будет готово. Утром она задами проскользнула к нему – не дай бог кто ее увидит такую беззубую, – села в кресло и сидит. Говорит, не могла прямо дождаться, когда ей выдадут эти новые зубы. Доктор Орр вошел, и тут бы ей понять, что что-то не так, потому что от него, понимаешь, разило, в общем, он ей: «Открывайте» – и пытается воткнуть в нее верхнюю-то челюсть, а та никак, не лезет, хоть тресни, он, значит, орет: «Дьявол, Рошель, это не ее челюсть!» – а потом Тот: «Ждите, никуда не уходите!» – а сам уходит и там орет, ругается, в общем, минут через пятнадцать вернулся и говорит: «Тот, простите, ваши зубы, наверное, по ошибке выкинули. Я сделаю новый слепок, и начнем сначала».

– О нет.

– О да. Короче, представь, как Тот взбесилась. Неизвестно же, чьи зубы он пытался засунуть ей в рот. Да к тому же именно на этой неделе она собиралась пойти в это новое заведение пробовать зубатку. Представь, пробовать зубатку без зубов. Или грызть кукурузу с початка.

– Ужас.

– И знаешь, что самое поганое?

– Что, еще не все?

– Кажется, Джеймс погуливает от Тот к этой Рошель. Мерл мне сказал. Он их видел на шоссе в старом клубе «Каса Лома», они никого не замечали, целовались и все такое.

– О, бедняжка Тот.

– Считаю, что это саботаж. Спланированный саботаж. Думаю, эта девка просто выкинула ее зубы, чтобы Тот дома осталась, а Джеймс пошел бы в ресторан с ней. Только учти, я ей ничего не говорила.

– Бедняжка Тот.

– Ой, ну в самом деле. Не одно, так другое. То мамаша ее дом подожгла, теперь это. Удивительно, как она находит в себе силы вставать по утрам.

Норма умылась и снова нанесла маску. Надо заботиться о своей внешности. Она не хотела, чтобы Мак сбегал в «Каса Лома» или еще куда с другой женщиной.

К сожалению, и к Бетти Рэй жизнь повернулась не слишком хорошей стороной. Хэмм не сдержал слова и в 1960-м пытался остаться губернатором на второй срок. И снова рассыпалась ее мечта о собственном домике. Но даже она понимала, что его политическая карьера – как поезд, мчащийся на всем ходу, поди останови. Хэмм был на вершине популярности и объяснял, что не баллотироваться сейчас, на гребне волны, будет пустой тратой времени и вложенных сил – вся его работа пропадет. Умолял, обещал, что если победит, то этот раз точно будет последним.

– В любом случае, дорогая, – убеждал он, – закон штата запрещает сидеть в кресле губернатора три срока подряд. Дольше чем на два я все равно не смогу остаться. Какие тебе еще гарантии?

Несмотря на крах собственных надежд, Бетти Рэй видела, как от Хэмма зависят люди и как он расцветает под грузом всей этой ответственности. Из Хэмма получился потрясающий губернатор, и она гордилась им и радовалась, что он счастлив, хотя и скучала по мужу.

Радовало и другое: в этот раз его рейтинг в предвыборной кампании был настолько высок, что ей с детьми не пришлось ездить за ним хвостом. Да никакой кампании, по сути, и не было, и Эрл Финли, как ни злился, вынужден был сидеть и ждать еще четыре года, чтобы снова взять штат в свои руки.

Когда Хэмм одержал полную победу на выборах, Сесил Фиггз решил устроить грандиозный парад, посвященный истории штата Миссури, – театрализованное шествие с сотнями актеров, включая индейского пони для изображения «Пони-экспресс»[26]1860 года, от Сент-Луиса до Сакраменто. Шествие восстановит все главные исторические события начиная с июня 1812-го, когда Миссури впервые возник как отдельная территория, и кончая современной жизнью штата.

Они репетировали в большом зале «Шрайн Аудиториум», и Сесил весь день то и дело ругал одного высоченного гвардейца, Ральфа Чилдресса, который был страшно неуклюж и неповоротлив. Сесил строем выводил на сцену почетный караул губернатора, дальше они маршировали, а дойдя до края сцены, должны были повернуться к залу, салютовать в унисон и завести руки за спину, после чего оказаться в позиции «вольно», и все это – пока Сесил считает до десяти, отщелкивая пальцами.

– Еще раз! – Сесил отстукивал ритм ногой и тыкал пальцем в гвардейца Чилдресса. – Живей, живей, шевелись, все время отстаешь.

Наконец гвардеец, готовый взорваться, с багровым лицом, остановился и сказал:

– Слушай, гомик, еще раз щелкнешь на меня пальцами – выдеру их и засуну в твою жирную задницу.

Сесил растерянно моргнул:

– Что ты сказал?

– Ты слышал.

Сесил нахмурился:

– Не заставляй меня тратить драгоценные репетиционные часы на глупости. Я директор программы, и ты сделаешь, как я велю, причем сделаешь хорошо.

– Ага, разогнался, – заявил гвардеец Чилдресс.

Сесил глянул на часы:

– Так, ребята, пятнадцать минут перерыв. Ровно в час сорок жду вас на сцене, начнем сначала. – Потом он ткнул пальцем в гвардейца Чилдресса и сказал: – А тебя, мистер, я попрошу спуститься со мной.

Они спустились в большой репетиционный зал, Сесил закрыл двери и сказал:

– Сними рубашку. Не хочу, чтобы ты ее порвал, у нас нет времени заказывать тебе новую.

Гвардеец с ухмылкой выполнил приказ, испытывая непреодолимое желание извозить Сесила по полу. Последнее, что услышал Ральф Чилдресс перед тем, как Сесил резким ударом отправил его в нокаут, было:

– Я не позволю подавать дурной пример.

Спустя пятнадцать минут Сесил вернулся на сцену и хлопнул в ладоши:

– Поехали, ребята… С самого начала.

За ним, слегка прихрамывая, плелся Чилдресс. Несколько минут назад он лежал на полу, не в силах подняться, а Сесил, встав над ним, руки в боки, спросил:

– Ну, готов вернуться к работе?

Гвардеец был настолько удивлен, что засмеялся и ответил:

– Да, пожалуй.

Сесил, может, и казался тюфяком, но был крепок как камень и силен как бык: всю жизнь он таскал покойников и гробы. Инцидент был исчерпан, и когда сослуживцы спросили Ральфа, что там произошло, он ответил:

– Да ничего, все путем… Парень просто делает свою работу.

На языке военных это многое значило, и Сесил больше никогда не испытывал сложностей ни с кем из них. Мало того, многие потом даже приходили к нему за советом насчет жены или девушки. Он, похоже, прекрасно понимал женщин.