Жизнь волшебника - Александр Гордеев
Шрифт:
Интервал:
хочется. Ирэн демонстративно сидит спиной к эстраде, делая вид, что ничего не видела. Роман на
ходу забирает её тарелку с пикантной котлетой.
– Да ладно не жадничай, – говорит он ей, – видишь, муж проголодался…
С невольными остатками грации «Тающего Кота» опускается на своё место и принимается по-
крестьянски орудовать ложкой. Теперь Голубика уже никак на это не реагирует и Роману понятно,
что за его выходом, она конечно же, пронаблюдала.
Сокурсник Голубики в очках и всё том же узком галстуке всё пытается докричаться до Романа,
чтобы сообщить, что он просмотрел третьи номера журнала «Иностранная литература» за все
годы, но никакого Боба Блэка с его повестью «Не говори «Гоп!», так и не нашёл.
– И не найдёшь! – с сочувственным выражением лица кричит ему Роман и обречённо махнув
рукой, делает вид, что больше ничего не слышит.
По дороге домой Ирэн просто шипит от возмущения, хотя в её-то положении лучше бы, конечно,
не шипеть. Но она сдерживается, чтобы не ругаться на улице, подобно какой-нибудь склочнице-
бабе. Впрочем, сдерживание даётся легко. Эта лезгинка сбила её с толку. Это, и впрямь, было что-
то! Вот попробуй-ка, изучи его всего. Хотя вечер-то он ей, конечно, испортил. Так что дома она, всё
равно, выложит ему всё!
Однако как хорошо на воздухе после прокуренного ресторана! С неба сыплются частицы
мягкого снега. Он и на земле лежит пуховым тонким одеялом. Хочется зачерпнуть его ладошками и
подкинуть, чтобы пушинки-пёрышки ещё немного попарили в воздухе. Всюду снежок лежит хоть и
рыхло, но ровно, а там, где под асфальтом проходит трасса отопления от него остаются лишь
тёмные влажные дорожки. И пахнет здесь уже не снегом, а весенним дождём с пылью. И Голубика
с некоторым даже неудовольствием чувствует, как её нервный огонь уходит под пепел, тем более
что Роман ведёт себя как ни в чём не бывало, то есть как всегда внимательно и заботливо. Его
надёжная рука всегда настороже. Так что, вскоре поведение мужа в ресторане, особенно с этими
котлетами, начинает представляться Ирэн даже смешным и забавным – вот клоун так клоун! Но
успокаиваться ей, конечно, нельзя. Не на ту напал, дорогой! Ты ещё схлопочешь сегодня от меня!
Дома, переодевшись в просторный халат, Голубика на ночь глядя принимается перемывать
чашки, специально ими звеня. Она ждёт, что Роман всё же как-нибудь ковырнёт в её пепле, потому
92
что сам по себе огонь уже вроде и не пробивается.
Роман, чувствуя это ожидание, подходит к тут же напрягшейся жене и молча смотрит не её руки.
Ну, ждёт же она, ждёт – надо что-то и сказать.
– А знаешь что, Ирэн? – опять же совершенно спокойно произносит он. – Ты остриги,
пожалуйста, свои когти. Всё равно с ними придётся расстаться, когда появится ребёнок. Они же
мешают. Ты ведь сейчас не моешь, а мучаешься. Тоже, понимаешь ли, красоту нашла…
– Что-о?! – возмущённо вскидывается жена и так неловко суёт блюдце под сердитую струю, что
вода веером летит на пол.
– Остриги, остриги. И вообще, не спорь со мной лишний раз. Конечно, спасибо твоим родичам
за эту квартиру, только ни перед ними, ни перед тобой я заискивать не собираюсь. Если я тебе
муж, так прислушивайся ко мне. И эту манеру – каждое своё слово ставить поперек моего –
пожалуйста, забудь. А когти остриги, иначе я сам их тебе обсажу…
– Как это?! – уже совсем оторопев, спрашивает она. – Как это обсажу?
– Ножницами. Как ещё? Свалю тебя и обсажу…
Ирэн хлопает своими прекрасными глазами и плюхается на табуретку, уронив мокрые руки на
колени. Она представляет, как он, такой сильный, заваливает её, как какую-то корову, на диван и
стрижёт ногти. Но вдруг почему-то не находит в этом ничего обидного.
– Ничего себе деспот, – бормочет она, – вот это да-а…
– Деспот, деспот, – соглашается Роман. – А ты папе пожалуйся. Только он меня же и поддержит.
– Ну ты и дура-ак! – с восхищением шепчет Голубика.
Она поднимается и вдруг обнимает за шею мокрыми руками. Такого, пожалуй, ещё не было
никогда. От растерянности хочется даже сесть. «Женщина, что с неё возьмёшь…» – обрёченно
думает Роман.
В раковине шумит вода, рассыпая мелкие брызги. Роман обнимает жену крепче и ласковей.
– Ах ты мой волшебный! – неожиданно произносит она.
Волшебный?! Роман даже отстраняется от неё и вдруг чувствует, что вот сейчас он вместе с ней
в едином мире чувств-паутинок. Никогда ещё не была она такой душевно близкой.
– Почему ты сказала «волшебный», почему?! – восторженно и тихо спрашивает он.
– Потому что мне хорошо с тобой, как в сказке. Потому, что ты не такой, как все. Ты как будто не
из этого мира… А ещё ты так классно танцуешь…
Господи! Она говорит ему такое! Впервые произносит это, ничего не боясь и не стесняясь!
– А ведь я ещё не рассказывал тебе о своей детской мечте, – вспоминает Роман, обнаруживая в
себе готовность рассказать ей сейчас о чём угодно…
А какой прекрасной Францией пахнет от роскошных медных волос его беременной жены! И
даже не любя его (а может быть, всё-таки любя?), она прекрасна. Наверное, такой-то непростой и
бывает женатая жизнь. «Ах ты Голубика моя Голубика, Курочка ты моя Синеглазая…»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Каверзные вопросы
Суббота и воскресенье – вот лучшие дни, чтобы молодым Мерцаловым навещать родителей.
Встречают их там неизменно приветливо. С тестем Роман сходится вполне. Большую часть
свободного времени Иван Степанович отдаёт книгам: запоем, как художественную литературу,
читает технические журналы. С наслаждением, прищурившись для меткости, вычерчивает на
больших листах ватмана и собственные изобретения, более всего ценя простоту и лаконичность
задумки. Именно в простоте, как он считает, проявляется не только мощь, но и элегантность
изобретательского ума. Его конёк – придумывание новых инструментов для обычной работы и
усовершенствование старых – ну, где ещё проявить способность к простоте, если не здесь?
Изделия тестя – какие-то хитроумные ключи, отвёртки, молотки и просто выдерги для гвоздей.
Увлечённый Иван Степанович бурно радуется не только своим находкам, но и чужим,
расстраиваясь, если его восторгов никто не разделяет. И тут-то зять становится его отдушиной.
Некоторые изменения в привычных инструментах, предлагаемые тестем, кажутся Роману
странными, но отдельные просто восхищают, вызывая недоумение: как же я сам-то не догадался?
Иван Степанович пытается и Романа зажечь своей страстью, убеждая в каких-то его
конструкторских задатках, но вскоре машет рукой: нежелание зятя превосходит все эти
предполагаемые задатки. Ивану Степановичу хватает и того, что новый член их семьи становится
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!