Окончательный диагноз - Джеймс Уайт

Хьюлитт явно задел Лиорена, хотя и не хотел. Вероятно, падре был погружен в религиозные раздумья перед визитом к тяжелобольному. Хьюлитт решил, что нужно попросить прощения.

– Знаете, просто я всю свою жизнь с кем-нибудь спорил. Чаще всего – с врачами, которые были уверены в том, что они правы, а я заблуждаюсь. Простите, у меня это вошло в привычку, и мне надо от нее избавляться. Если у вас есть веские причины – личные или религиозные – не желать моего присутствия при вашем визите к пациенту, только скажите, и все. Но мне кажется, что если уж мы проверили всех потенциальных носителей вируса вместе, то надо бы завершить эту работу, даже если мы потратим время впустую.

Падре промолчал. Хьюлитт рассмеялся и сказал:

– Ну хорошо, вы считаете, что пожиратели радиации – телфиане – неподходящие хозяева для вируса, а как насчет морозолюбивых СНЛУ? Разве вирус мог бы выжить при температуре, близкой к абсолютному нулю? Мог бы – если он, конечно, разумен.

Лиорен никак не среагировал на попытку Хьюлитта пошутить.

– Мне недостаточно хорошо известна мотивация вируса, – сказал он, – для того чтобы рассуждать о том, почему он поступает так или иначе. Но если вы вспомните вашу земную естественную историю, то вспомните и о том, что существует множество простейших животных, которые способны в течение длительных периодов времени выживать под толстым слоем полярных льдов – порой в течение миллионов лет.

– А вы помните, – парировал Хьюлитт, с трудом скрывая раздражение, – как я сказал О'Маре о том, что вирусу удалось пережить последствия ядерного взрыва? И что эти последствия он переживал в течение двадцати лет и только потом угодил в меня живым и здоровым?

Тут им пришлось поспешно отскочить в сторону, чтобы на них не налетели двое орлигиан в форме Корпуса Мониторов. Они мчались по коридору на тележках с оборудованием со скоростью гоночных машин. Лиорен отозвался только через несколько минут.

– Этого я не помню, – протянул он, – потому что эту часть вашего разговора не слышал, и сведения эти для меня новы. Однако существует большая разница между кратковременным воздействием излучения, пережитым вирусом, и тем постоянным интенсивным воздействием, которому подвергаются телфиане в течение всей их жизни. Вы снова спорите со мной, возможно, вы и правы. Хорошо, вы можете сопровождать меня в телфианский отсек.

– Благодарю, – кивнул Хьюлитт. – После того как я взгляну на пациента, я могу оставить вас с ним наедине.

– Это не понадобится, – возразил падре. – Пациент при смерти и, хотя он знает об этом, он никогда ни на что не жалуется. Все телфианские религии основаны на различных формах поклонения солнцу, но пациент не говорил о том, что он является приверженцем одной из этих религий. Сейчас он хочет одного: говорить с кем-нибудь из разумных существ, кто бы стал слушать его. Он готов говорить на языке чужеземцев до тех пор, пока способен произносить слова. Он страдает, и все, что мы можем для него сделать, так это побыть рядом с ним и послушать его – в надежде, что принесем ему хоть немного добра.

Лиорен, не сказав больше ни слова, резко свернул в боковой коридор. Хьюлитт бросился за ним вдогонку. Поравнявшись с падре, он спросил:

– А не лучше ли было бы, если бы в такое время с пациентом рядом находился бы кто-нибудь из его друзей?

– Вы явно знаете слишком мало о телфианах, – откликнулся падре.

– Да, я знаю немного, – согласился Хьюлитт, почувствовав, как заливается краской – последние дни его что-то слишком уж часто обвиняют в невежестве. – Я никогда не предполагал, что мне придется лично встретиться с кем-либо из них, поэтому я и не видел причин, зачем бы узнавать о них какие-то подробности. Знаю только, что они ужасно радиоактивны, очень опасны... ну и что к ним нельзя близко подходить.

– Враждебна среда их обитания, – уточнил Лиорен, – а не они сами. Мало кому из жителей Федерации приходится лично встречаться с телфианами, так что вам не стоит обижаться – вполне понятно, почему вы почти ничего не знаете о них. Прежде чем вы встретитесь с пациентом, надо бы вам побольше узнать о том, как телфиане живут, но что еще важнее – как они умирают. Надеюсь, вы способны усваивать знания, передвигая при этом свои нижние конечности немного быстрее?

– Я от вас не отстану, – заверил его Хьюлитт.

Лиорен, не обратив внимания на двусмысленность, продолжал:

– Я дал обещание умирающему телфианскому астронавигатору по имени частица Черксик прикасаться к нему и слушать его до тех пор, пока он будет в состоянии произносить слова. Мы все еще не обнаружили вируса. Поэтому мне хочется сдержать свое обещание и потратить часть того времени, которое мы, судя по всему, тратим впустую, на доброе дело.

– А не потратите ли хоть немного времени на то, – встрял Хьюлитт, – чтобы выслушать меня?

– Потрачу, – неожиданно безо всякой растерянности ответил падре. – Я заметил, что вы сильно разнервничались, но не понимаю, то ли вы сердитесь на меня из-за того, что я не могу удовлетворить ваше любопытство, то ли вас беспокоит что-то более серьезное, личное. Если я прав в последнем, то насколько это срочно? Я вас в любом случае выслушаю – сейчас или попозже, но вы не хуже меня понимаете, что сейчас для этого не самое лучшее время. Можете ли вы сказать мне просто – и, надеюсь, коротко, – что вас тревожит?

Не глядя на падре, Хьюлитт ответил:

– Вы правы, падре. Меня снедает любопытство, и я сержусь на вас из-за того, что вы мне не отвечаете. Я понимаю, вам запретили мне отвечать, но это-то и пугает меня больше всего. Поэтому я все время задаю вопросы, которые мне не следует задавать, и волнуюсь. Меня тревожит общее положение дел.

– Продолжайте, – распорядился Лиорен, остановившись перед шкафом, в котором висели противорадиационные скафандры для землян разных размеров. – Наденьте скафандр, подходящий вам по размерам, прямо сверху. И, пожалуйста, говорите, пока я буду помогать вам облачаться.

«И времени уйдет меньше», – с тоской подумал Хьюлитт, но падре был слишком вежлив и так не сказал.

– Хорошо, – кивнул Хьюлитт и принялся одеваться. – Насколько нам известно, единственными существами, инфицированными, ну, или населенными вирусом, были я, моя кошка, Морредет, вы и еще кто-то неизвестный нам или неизвестные. Вирус оставил нам в наследство прекрасное здоровье и – по непонятной причине – странную способность узнавать бывших носителей вируса. Зачем ему это понадобилось? И что он на самом деле сделал с нами?

Не дожидаясь ответа, Хьюлитт продолжал:

– Это телепатия? Или эмпатический дар, как у Приликлы? Мы не способны точно улавливать мысли и чувства друг друга, так что скорее всего – ни то, ни другое. Я не специалист в области ксенобиологии и тем более – в области поведения инопланетных вирусов, как разумных, так и неразумных, и никто, включая и вас, падре, на эти вопросы ответить мне не в состоянии. Но прав ли я, когда мне кажется, что дар узнавания мог быть приобретен нами только в результате происшедших в нас физических изменений? Не получили ли мы своеобразную визитную карточку вируса в качестве какого-либо побочного действия и на самом деле произошло что-то более серьезное, что-то такое, что вирус производит со всеми, в ком он пожил? Имеет ли к этому отношение долгожительство вируса? А вдруг мы все уже заражены вирусом и в нас зреют его эмбрионы?