Что там, за дверью? - Павел Амнуэль

У меня на языке вертелся еще один вопрос, но я не стал его задавать. Тем не менее Каррингтон ответил на мой незаданный вопрос, сказав после небольшой паузы:

— Я думал над вашими словами, сэр Артур, весь вечер думал. О том, что я мог вызвать всю эту цепь событий своими действиями против Эдуарда Баскетта. Что я мог быть виновен… Не думаю, что вы правы, сэр Артур. То есть, если чисто дедуктивно… Или назовите это индукцией… Это литература, на читателя это произвело бы впечатление… А в жизни… Знаете, сэр Артур, в работе каждого полицейского есть не один, не два — десятки дел, когда не сходятся концы с концами, когда факты не укладываются в логическую схему, когда есть объект преступления, но нет больше решительно ничего, или когда имеется орудие убийства, но нет факта преступления… Вот как сегодня с битой… И если всякий раз обвинять себя в том, что это именно ты своими действиями спровоцировал сдвиги в мироздании, возбудил какие-то связи между мирами… Не только работать, жить было бы невозможно. Знаете, сэр Артур, я уже почти уверовал в спиритизм, но после дела Нордхилла… После смерти этой бедной девочки Эмилии… Не слишком ли вы все усложняете, сэр Артур?

— Вы считаете Нордхилла шарлатаном или психопатом? — спросил я.

— Он больной человек. Я бы не верил ни одному его слову. Я имел дело с такими, поверьте мне. Шизофреники, например, очень логичны — да вы сами это прекрасно знаете, — они вам такую дедукцию с индукцией расскажут, заслушаешься. Да только все это чепуха.

— Исчезновение Эммы и появление Эмилии…

— До исчезновения Эммы? Случайность, сэр Артур, мало ли похожих девушек и мало ли случайностей происходит в жизни?

— Исчезновение предметов в присутствии Эмилии…

— Никто же этого не видел. Она тоже была больной. Клептоманкой.

— Исчезновение самой Эмилии…

— Комната не была заперта, сэр Артур, из нее можно было выйти и незаметно…

— Бейсбольная бита…

— Мало ли куда мог спрятать Нордхилл орудие убийства… Да хотя бы закопать в саду, разве мы там все перерыли?

— А та бита, что оказалась именно там…

— Где она? Ее нет. И если поискать в кустах на берегах Темзы… Сколько всяких предметов можно отыскать… в том числе и со следами крови.

— Вопросы, которые задавал дух…

— Дух или Нордхилл? Он спрашивал, верно, он не ответил ни на один наш вопрос? Странное поведение для духа.

— Ваш голос…

— Нордхилл — прекрасный имитатор.

— Зачем, черт побери, — воскликнул я, — было Нордхиллу убивать девушку? Она ему нравилась!

— У психопатов своя логика.

— Вы все для себя решили, — угрюмо констатировал я.

— Прошу прощения, сэр Артур, я подумал… Я христианин, я верю, что существует мир, куда уходят наши души. Верю, что души бессмертны. Я готов был поверить даже в то, что души могут нас видеть, являться нам и говорить с нами… Но эти миры, о которых вы говорили. Сдвинутые во времени… И души, которые эти миры соединяют… Слишком сложно. Для меня, во всяком случае. Если бы я, работая в Ярде, хоть на минуту допускал, что в моих расследованиях что-то зависит от иных миров, от душ, нас связывающих… Я бы ни одного дела не смог довести до конца.

— Вы поедете на дознание в Туайфорд? — прервал я многословные излияния Каррингтона.

— Нет, сэр Артур. То есть если меня вызовут, то, конечно. А сам… Нет. Извините.

— Спокойной ночи, мистер Каррингтон, — сказал я и, выслушав ответное пожелание благополучия, повесил трубку на рычаг. Подняв с пола плед, я сел в кресло, укутал ноги — камин успел погаснуть, и в комнате стало холодно. — раскурил трубку и долго сидел в полумраке, при свете единственной небольшой лампочки над дверью. Ни о чем не думал. Точнее, мне казалось, что — ни о чем. В состоянии полудремы я видел Нордхилла, пытавшегося спасти Эмилию от преследований Каррингтона, не подозревавшего о том, что именно его дух, управлявший поступками Шеридана, поднял биту и нанес удар, который Нордхилл не сумел отразить.

Я вспоминал, сколько раз такое случалось со мной — вещи терялись, а потом, много месяцев спустя, обнаруживались там, где их, казалось, невозможно было не увидеть раньше. Перочинный нож Адриана, потерянный им, а потом найденный в кармане брюк, которые он носил каждый день… Моя трубка, одна из самых любимых, пропавшая буквально на моих глазах, я отвел взгляд, а когда обернулся, не нашел трубку там, где она лежала минуту назад. Я помнил, как искал ее и все свое раздражение обрушил на Джин и Найджела, довел жену до слез, а трубку обнаружил на следующее утро — там, где она и должна была лежать все это время.

И еще… Если покопаться в газетных вырезках… Дело Перкинса — шесть свидетелей видели, как подсудимый подошел к жертве и ударил ее ножом в сердце, но шесть других свидетелей в то же время видели Перкинса совсем в другом месте. Суд поверил первым шести, потому что кровь на рукаве подозреваемого и кровь жертвы оказались одной группы, и мотив у него тоже был, вот только самого Перкинса на месте преступления не было… если верить шести свидетелям. Суд выбрал, и присяжные согласились. Перкинс все время плакал и кричал, что невиновен, у него были безумные от страха глаза, даже на плохой газетной фотографии я это видел… Но его повесили.

А дело Макферсона — это прошлый год, июнь… Дело Лавлейса, которого оправдали, потому что исчезла одна из улик — констебля обвинили тогда в небрежном хранении вещественных доказательств и уволили со службы… Бедняга никого не смог убедить в том, что все делал правильно.

Господи, сколько же было всего… В том числе и у Каррингтона. Я много лет изучал проблему явления духов, я присутствовал на сотнях спиритических сеансов, прочитал тысячи компетентных мнений и абсолютно надежных свидетельств, я всегда знал, что мир по ту сторону нашего, безусловно, существует, и единственное, что не давало мне покоя, что заставляло меня снова и снова обдумывать каждый известный мне случай, — странное ощущение того, что чего-то я все-таки в этих рассказах и в собственных представлениях не понимаю. Порой духи, являвшиеся по зову медиума, были слишком просты и глупы, а порой говорили непонятно, будто горячечные больные. Сам себя я убеждал (и убедил) в том, что там, по ту сторону жизни, духи сохраняют те личности и личины, что имели при жизни; значит, там есть и умные, и дураки, и убогие, и гении, там дух Наполеона соседствует с духом уличного дурачка, не умеющего сложить два и два, там дух египетского жреца беседует с духом тибетского ламы — мое представление было плоским, как представление африканского бушмена, впервые попавшего на Пиккадилли и решившего, что перед ним не многообразная жизнь огромного города, а красивая меняющаяся картинка, специально для него нарисованная на стволе дерева.

Понадобилась трагедия Альберта и Эмилии, понадобились эти два суматошных дня в лечебнице доктора Берринсона, чтобы я понял, насколько сложен на самом деле мир, который мы называем загробным и где материальные миры, подобные нашему, перемежаются мирами духовными, где низкое и высокое соседствуют друг с другом, а дух, вызываемый медиумом во время спиритического сеанса, может оказаться не личностью, а всего лишь сигналом, почтовым отправлением, таким же, как голос, звучащий по радио и передающий только то, что говорит состоящий из плоти и крови оператор в том, другом, более низком или более высоком, далеком от нас или близком мире.