Горизонт в огне - Пьер Леметр

Несмотря на суровую реальность происходящего, это не было сказано голосом разорившегося человека, а прозвучало просто и уверенно – так он годами разговаривал со своими сотрудниками, с машинистками. Сейчас он обращался к своей жене, но точно так же. Он не спрашивал ее мнения, он сообщал ей информацию.

– Половина того, что мы получим, позволит нам переселиться в достойный район. Вторую половину я пущу в дело, которое начну в одиночку. Разработка турбореактивного двигателя практически завершена, остается только решить проблему сплава, я найду компетентных людей. Затем останется сделать прототип.

Леонс не отреагировала. Гюстав умолк – может быть, ждал, что она что-то скажет, как-то подбодрит его.

– И все-таки… – ответила она. Вот и все, что она могла сказать.

Это его оскорбило.

– Прости, что?

Это выражение он всегда использовал, когда собирался дать ей пощечину. Убедившись, что он до нее не дотянется, она добавила:

– Это как бы… последний шанс.

Вот, сказал он себе. Она тоже видит в нем отчаявшегося, может быть, даже обреченного человека. Он никогда не считал свою жену спутницей жизни, но она все же могла бы проявить по отношению к нему хотя бы немного доверия…

– Не важно, первый или последний, Леонс! Самое главное – поймать удачу, когда представится такая возможность. Теперь как раз самое время.

Ну ладно, сейчас не стоит раздражаться.

– Все это дело окажется в конце концов весьма выгодным. Мои партнеры помогли мне сделать модель, прибыль от которой я получу в одиночку, потому что патенты принадлежат мне. Через год ты станешь женой мультимиллионера.

– Это хорошо… – пробормотала Леонс без энтузиазма. – Это хорошо…

Жубер отправился в мастерские. Перед воротами он посигналил, но никого не было. Автомобильная стоянка опустела, большая вывеска «Авиастроение. Мастерские» выглядела еще совершенно новой, ведь предприятие не просуществовало и полугода…

Он сам открыл ворота, а потом поставил машину напротив офиса. Войдя в помещение, он с удивлением обнаружил там возящего тряпкой по полу Робера Феррана.

– Но… что вы здесь делаете?

– Ну вот, честно говоря, господин Жубер, я и сам себя спрашиваю, потому что с утра не видел тут ни души.

– Мастерские закрыты, разве вы не знали?

Бо́льшую часть оборудования уже вывезли.

Медные катушки, профильный металл и фитинги, компрессоры, горелки, рабочие поверхности, инструмент – все забрали. Ну и развал.

– А, правда?

– Ну вы же видите, тут пусто!

– А, ну да, я, по правде говоря, не обратил внимания…

– Ну так знайте, все закрыто. Окончательно. Можете идти домой, расчет получите по почте.

– А, ну если так, ладно.

Гюстав поднялся в кабинеты, тоже опустевшие. Стопки бумаги, канцелярские принадлежности, чертежные столы, стулья, даже шторы – исчезло все.

Он сделал обход, собрал тетради, блокноты, схемы – все, что валялось повсюду, набралось восемь коробок. Затем он открыл сейф и взял планы, папки с административными документами, рабочий журнал, патентные заявки и, нагруженный, вновь спустился вниз, Робер подержал ему дверь.

Перед самым уходом Жубер обернулся и посмотрел на огромную, теперь почти опустевшую мастерскую:

– Она не казалась мне такой большой…

Робер помог сложить документы в багажник машины. В порядке исключения Гюстав пожал ему руку, это действительно означало конец.

– Нет, оставьте, господин Жубер, я заберу свои вещи и, уходя, все закрою, не беспокойтесь.

– А, ну, если так… Удачи, старина!

– И вам тоже, господин Жубер. – Робер завистливо добавил: – Красивая машина…

Робер закрыл ворота.

Уф, чуть не попался.

Он подождал, пока шум мотора не стихнет вдалеке, а затем обошел здание, чтобы встретиться там с тремя дружками, с которыми со вчерашнего вечера таскал в грузовики все, что можно перепродать.

Пришедшие на следующий день, чтобы забрать от имени своих предприятий оборудование, которое те предоставили Жуберу, работники обнаружили совершенно пустые помещения, где не осталось ничего, кроме ведра и половой тряпки, забытых в углу около черного хода.

Работа комиссии продвигалась успешно. Шарль чувствовал себя уверенно. Он и представить себе не мог, что то, что вскоре полностью изменит положение его дел, придет из местечка под названием Кудрин – хутора, расположенного близ Перонны в департаменте Сомма, о котором ни он, ни кто-либо другой никогда не слышал. Именно там проживал крестьянин по имени Спаситель Пирон, отказывавшийся платить налоги. Как и многим сельским жителям, ему претила мысль о том, что «все эти парижские господа будут жиреть за его счет». В среду, 16 августа 1933 года, судебный пристав, отягощенный стопкой налоговых требований, вместе с двумя жандармами колотил в его дверь, чтобы конфисковать имущество для возмещения девяти тысяч франков, которые тот был должен казне. Жившие неподалеку крестьяне пришли на помощь соседу, стороны обменялись оскорблениями, и жандармы отступили. Вернулись они с подкреплением, сельские жители тоже… В обычных условиях такое рядовое событие не вышло бы за пределы этого захолустья, но тут оно оказалось катализатором общего недовольства, которое только и ждало возможности выплеснуться наружу.

Пробил час бунта против налогов. Начались демонстрации. Во второй половине августа во Франции их прошло не меньше сорока четырех, и к ним там и тут присоединялись лиги патриотической молодежи и ветеранов войны, профсоюзы и корпорации, а где-то еще и активисты антиреспубликанского толка, везде были недовольные, возмущенные люди, которые считали, что их ограбили, обобрали, обворовали. Главным обвиняемым были налоги. А главным врагом – государство.

Правительство с беспокойством наблюдало сполохи пожара, который завоевывал все новые территории. Тысячные митинги прошли в Седане, Эпинале, Рубэ, Гренобле, Ле-Мане, Невере, Шатору. Повсюду требовалось вмешательство сил охраны правопорядка. Жгли не только машины, но и магазины тоже, туда-сюда сновали кареты «скорой помощи».

В Безье было принято коллективное решение, нашедшее отклик во всех сердцах: «Подписавшие требования налогоплательщики призывают ко всеобщей мобилизации, вплоть до организации, если потребуется, отказа от налоговых выплат». Главное слово было произнесено. И не коммунистами, а коммерсантами, ремесленниками, аптекарями, нотариусами и врачами! Многие налогоплательщики объявляли о готовности вернуть своему депутату налоговую декларацию неоплаченной.

Правительство ощущало себя под грозящей со всех сторон угрозой разрушительного бунта – всеобщей налоговой забастовки.

– Он говорит, что собирается все продать? – спросила Мадлен.