Главный свидетель - Фридрих Незнанский

Так что фотография хоть и есть, но она вряд ли кому-то пригодится.

Передав Лидии коротенькую записку от Андрея, где тот сообщал ей, что разговаривал с адвокатом и они пришли к определенному соглашению, Юрий не стал уже за неимением времени растекаться в подробностях, а просто сказал, что все в порядке и она может пока не беспокоиться. Уж во всяком случае, ее совесть чиста.

Лидия, видимо, и сама расспрашивать не хотела. Поинтересовалась только, что это за болезнь такая обрушилась на Юрия Петровича и почему он в таком случае не в постели, а носится по ночной Москве?

– А откуда вам известно? – удивился Гордеев, переглянувшись с Филиппом.

– Юля звонила и сказала, что ей известно, будто вы серьезно и надолго заболели. А разве не так?

– Все правильно, – улыбнулся Гордеев. – Хорошо, что вы напомнили, а то в самом деле странно получается: человек можно сказать, одной ногой в гробу, едва не помирает от сотрясения мозга – и сам же гоняется за какими-то фотографиями! Но давайте, если можно, договоримся так: вы меня не видели, а я к вам соответственно не заезжал. Болею я. Сильно. И в моей конторе об этом всем известно. А вот откуда Юля ваша узнала, тоже очень интересно. Видите, как иной раз легко проколоться? Ну до встречи.

Лидия вышла проводить их на лестничную площадку, и Филя спросил ее:

– А скажите, Лидия Валентиновна, вы же наверняка бывали у этих Носовых. Там, у них, не видели портретов Григория?

– Господи, да зачем он вам?

– Честно? – сощурился Филя.

– Ну а как же! – едва не обиделась Лидия.

– Для опознания, – сказал он ей почти на ухо. – Мы тут одну крупную банду накрыли, так надо знать, кто у них главный, понятно?

– Да вы что? – не поверила Лидия. – Чтоб Гриша?! Нет, он, конечно, сволочь и подонок, но чтоб бандит!.. Перестаньте. Никогда не поверю.

– Я вам только что раскрыл важную служебную тайну, – мрачно заметил Филя, – за что, если это станет кому-нибудь известно, мне очень не поздоровится.

– Ой, да не говорите чепухи! Поезжайте к нему домой, на Новослободскую улицу, угол Вадковского переулка. Квартира сорок. Вы же все можете? Вот зайдите и посмотрите.

– А вы мне нравитесь, Лидия Валентиновна, – улыбнулся Филя. – У вас толковая голова. Обязательно воспользуюсь вашим советом. Там разве сейчас кто-нибудь живет?

– Нет, – пожала она плечами, – просто это его квартира… куда я однажды едва не переехала… вот и все. Но я не переехала. И рада этому обстоятельству!

– И я очень рад за вас, – подмигнул ей Филя.

– Я смотрю, – удивленно заметил Гордеев, когда они вышли из подъезда и направились к Филиной «девятке», – ты тут времени не терял.

– Не-а, – серьезно подтвердил Филя, чем изумил Гордеева еще больше. Но объяснять не стал.

Шел одиннадцатый час. В Москве совсем стемнело. Фонари на заваленном снежными сугробами Бульварном кольце едва светили, движение, несмотря на поздний час, было плотным и медленным. Филя чертыхался сквозь зубы. Наконец не выдержал, достал мобильник, набрал одной рукой номер.

– Ты уже дома? Все нормально?

– Ничего нормального! – сердито ответила Юлия. – У меня плотное ощущение, что я как та корова…

– А, понял, – перебил ее Филя и сказал уже самому себе: – Пасут, значит… Давно? – спросил у Юлии.

– Как приехала.

– Не выходи и никому не открывай. Я скоро.

Он отключился и сказал Юрию:

– А дело-то хреновое. Прицепили, похоже, ей хвостик. Значит, тогда так поступим. Я высажу тебя у «Иллюзиона», и дальше ты потопаешь ножками. А я поставлю машину на стоянку, посмотрю, что почем, и зайду следом.

Филя подумал, что хвост вряд ли станет сидеть в машине и ждать, когда Юлия задумает куда-нибудь отъехать. С гораздо большим успехом он может расположиться где-нибудь в холле и трепаться с той же консьержкой, слушая ее вопросы к входящим: «А вы в какую квартиру, гражданин?» Это совсем может быть нехорошо.

– Нет, пожалуй, сменим диспозицию, – сказал он Гордееву. – Первым давай пойду все-таки я. И, если будет нужда, займу бабку в холле разговором. А ты пройдешь мимо – только быстро и решительно. И сразу поднимайся на двенадцатый этаж.

Юрий вышел у дверей кинотеатра «Иллюзион» и неторопливо пошел к центральному подъезду. А Филя воткнул машину между двумя засыпанными снегом «Нивами» и бегом кинулся к подъезду.

Вот его-то и засек Паша, сидевший в девяносто девятой «Ладе» с наушниками на голове. Что-то, он чувствовал, происходило не то. В наушниках теперь стояла плотная тишина – ни звука. Будто она нашла микрофон и выкинула его. Но не могла же! Он серьгу хорошо пристроил. Так в чем же дело?

А теперь примчался бегом этот хиляк – фраерок. Можно докладывать. И он сообщил хозяину, что фраер на месте. Хозяин в ответ грубо выматерился, – видать, крепко достала его эта сучка!

– Так, может, мне ее… – хохотнул Паша, – просто от настроения, ни по какой иной причине.

– Чего – тебе? – сразу словно осекся хозяин. – Чего сказал, повтори!

– Я к тому, что, если надо, можно запросто пристроить и сучку, и ее фраерка. К слову просто пришлось.

– А ты что, разве не пустой ездишь?

– Когда как… Сейчас, к примеру, есть. С собой то есть.

– Ну, Паша-а, – протянул удивленный хозяин. – Ты мне вот что скажи, парень. Ты когда был в последний раз на Тихвинской?

– Как мебель завозили, шеф. – Он назвал хозяина так, потому что тот терпеть не мог, когда его по телефону вообще звали по имени-отчеству. Можно было бы еще назвать хозяин-Барин, но это для другого настроения и веселой обстановки.

– Ну и когда это было?

– Давно… шеф. А что случилось? Я ж не один туда гонял.

– Вот-вот, и я о том же… А кто там еще был тогда?

– Киря… ну Ворон был. Я да Котел.

– Хреново твое дело, Паша, – сухо ответил хозяин. – Была мне нынче весточка. С Петровки. Повязали нашего Кирю. Ментовка такой шмон устроила, что ничего от твоей мебели не осталось. Как это понимать?

– Может, мне смотаться? Одна нога здесь, другая…

– Гляди вообще без ног не останься, Паша. Так вот, в Петрах Киря-то. И упредил, что Котла тоже поминали, когда его самого вязали. А я все думаю, куда он задевался? И от Ворона тоже всего одна весточка и была. И тоже молчит. Что делается, Паша? Не хочешь объяснить?

– Да я, ежели чего!..

– Ну вот и посмотрим, Паша… Сам, значит, вызвался. Иди к своему фраерку. А заодно можешь и с сучонкой поиграться. Напоследок. Чтоб не скучно ей там было. Понял меня? А после доложишь, и я скажу, что дальше тебе делать.

Снял Паша наушники и сунул их в бардачок. Выбрался из машины, нажал на сигнализатор замков, машина вякнула и подмигнула фарами. Неторопливой походочкой грузного и усталого человека он отправился в подъезд, шапочку свою вязаную поплотнее на лоб натянул, воротник меховой куртки поднял, вроде как с мороза, хотя было не очень холодно, больше мело скрипучей снежной пылью, особенно на открытом месте, как здесь, на площади, перед высоткой.