Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова

Сын Владислав, тоже без шлема, со всклокоченными волосами, сидел на скамеечке рядом, опершись локтями в колени и повесив голову. Несколько воевод-можновладцев нерешительно топтались у порога. Наконец, один из них кашлянул:

- Прошу,

- Выйдите, - глухим голосом приказал им князь. Это было первое слово, сказанное им После окончания битвы. Владислав чуть дёрнулся, приподнимаясь, и можновладцев как ветром сдуло. Отец и сын остались одни.

- Как же это? - вскинул голову Владислав. По его впалым щекам бежали мокрые дорожки. - Как же это, отец?

Мечислав зажмурился и медленно покачал головой. Только что ему принесли весть, что в битве при Мозгаве пал его сын Болеслав. Сотня воев рыскала в сгущающихся сумерках под дождём по мокрому берегу среди наваленных в беспорядке трупов, но тела княжича пока не нашли.

* * *

На полпути до Кракова Роман потерял сознание и не помнил, как его привезли в город, как дружинники с бережением подняли его на носилки из копий и щитов и, осторожно ступая, внесли в отведённые ему покои. Несмотря на ранний час - только-только отворили городские ворота, - дворец князей Казимиричей был поднят на ноги. Придворный лекарь осмотрел раны, промыл их, наложил тугие повязки.

Тихо было у покоев раненого. Дружинникам не сиделось в гридне, и они толклись поблизости, опасаясь даже вздохнуть погромче. Бояре и воеводы сидели на лавках у порога, перешёптывались, косясь по сторонам. Князь спал.

* * *

В своих покоях молилась Елена Ростиславовна.

Давно уже она перешла в католичество, пела псалмы и читала молитвы на латыни, а тут вдруг вспомнила родину и, встав на колени перед распятием, крестилась и шептала знакомые с детства слова:

- Отче Наш, иже еси на Небеси! Да святится Имя Твоё, да приидет Царствие Твоё, да будет Воля Твоя… Господи, спаси и помилуй! Господи, спаси и помилуй! Ты же видишь, Господи, нет у меня сил. Не ради себя - ради детей прошу - оборони! Защити от Мешка! Дай нам сил выстоять! Господи! Помоги! Помилуй мя, Господи! - потом осекалась, переходила на латынь, но снова всплывали в памяти знакомые слова.

Страшно было Елене. Князь Мечислав одержал победу. Роман, её защитник, лежит раненый. Самой ей сейм не даст воевать, да и не хочет она, женщина, управляться с полками. А кроме князя воевать некому. Что ей делать? К кому прислониться?

- Езус Мария, Доминис Сантус, - шептала она снова, но отчаянный шёпот не приносил облегчения. Елене казалось, что она бьётся головой в глухую стену.

За спиной зашуршали одежды. Наскоро осенив себя крестным знамением, княгиня обернулась. На пороге молельни стоял краковский епископ Пелко. Свесив руки и перебирая пальцами чётки, он смотрел через голову Елены на распятие.

- Святой отец, - княгиня на коленях развернулась к нему. - Что мне делать, святой отец?

- Молись, дочь моя, - поджал губы епископ. - Молись, и Господь защитит тебя!

- Что мне делать? Мешко празднует победу. Роман, защитник и надежда моих сыновей, умирает… Я одна, - она заломила руки.

- Господь не оставит тебя, княгиня. Князь Роман ещё не умер. Лекарь говорит, что он будет жить. Я послал к нему своего лучшего лекаря.

- Да? - Надежда вспыхнула в душе Елены, она проворно поднялась на ноги. - Тогда он должен защищать Краков от Мешка. Тот вот-вот подойдёт к городу… Уговорите его, святой отец, помочь мне!

- Как только князь придёт в себя, я поговорю с ним, - кивнул епископ.

Елена горячо перекрестилась. Её доверенная служанка с утра торчала в Романовых покоях, ожидая, когда тот очнётся. Княгиня верила, что князь справится с раной.

Словно и впрямь Господь услышал её молитвы. Боковая дверь скрипнула, и вошла служанка.

- Госпожа моя, - поклонилась она, - князь только что пришёл в себя.

Отпустив её, Елена опустилась на колени перед епископом:

- Прошу вас о помощи, святой отец! Убедите Романа остаться.

- На всё воля Господа, - Пелко перекрестился. - Молись, дочь моя. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах.

Он протянул Елене для поцелуя руку, осенил княгиню крестным знамением и покинул её покои.

* * *

Роман и правда очнулся, но был ещё слаб. Бледное до синевы лицо его остановилось. Под глазами залегли тени, нос заострился. От настоянной на вине микстуры, которой попотчевал его местный лекарь, его слегка мутило. Откинувшись, полуприкрыв глаза, он из-под ресниц смотрел на входящих в палату бояр.

Воевода Вячеслав Владимирич и Иван Владиславич шли впереди, Заслав и остальные бояре держались сзади.

- С возвращением с того света, княже, - смущаясь и потому невпопад ляпнул Вячеслав. - А мы-то уж того - перепужались…

- Рано меня ещё хоронить, - шёпотом отозвался Роман. При каждом вздохе грудь опоясывала боль. Он морщился и кривил рот. - Что Мешко?

- Ушли мы и како всё повернулось, не ведаем. Ты-то как ранен был, так мы и…

- Погони за нами не было, княже, - вставил Заслав. - Я своих людей посылал в дозоры. Да и разве ж угонятся за нами…

- Аки зайцы бежали, - прошептал Роман, опять поморщившись. Вспомнился заяц на дороге, Предславины причитания, баба с пустыми вёдрами. Всё одно к одному!

Бояре помолчали. Чего уж говорить! Шибко потрепали их ляхи. Даже из них двое были ранены, а среди дружинников зацепило едва не половину.

Роман тоже молчал, разглядывая своих людей. Вдруг что-то словно кольнуло его:

- Где… где…

- Чего велишь, княже? - Иван Владиславич быстро наклонился к нему.

- Где ратник?.. Меня вынес… Где?

Бояре зашевелились. Кто-то отворил дверь, крикнул, чтобы позвали человека к князю.

Тот сыскался быстро. Пришёл крепкий молодой ещё парень с простоватым лицом, опушённым короткой бородкой. Взглянул на распростёртого на ложе князя без страха.

- Ты чей?

- Демьян я, - ответил тот. - Боярина Артемия сын. В дружине твоей…

- При мне будешь, - Роман вздохнул и закрыл глаза. Ошарашенный такой вестью Демьян застыл на месте.

Бояре потоптались и, глядя на неподвижное лицо князя, затопали было к двери, но тут Роман шевельнулся.

- Чего думаете делать, бояре? - молвил он.

- Дозволь, княже, слово молвить? - Иван Владиславич огляделся по сторонам. - Неча нам на чужой стороне счастья пытать. Сам видишь, княже, каковы в Польше дела вершатся. Усобица - аки наша! А сам ты не за своё раны получил.

- Правда, - ободрённые молчанием Романа, загалдели остсхльные бояре, - что это за помощники, коим самим подмога надобна?

Роман молчал, но глаза его недобро сузились, а на щеках сквозь бледность проступили алые пятна.