Русский Рэмбо для бизнес-леди - Александр Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
– Мирослав-то наш Станиславович – снова батюшка! – с утешением в голосе произнесла она. – Владыка их простили и из запрета вывели.
– А когда он по мирскому понятию батюшкой станет? – улыбнулся, скашивая глаза на ее живот, Засечный.
– Да к весне нужно ждать.
Ждать пришлось недолго. Вернулся хозяин и встретил их хлебом и солью.
Скиф порывался рассказать, зачем они приехали, но Мирослав остановил его:
– То, что приехали, неудивительно мне. С утрева знал, что приедете. В моем сне все о том было сказано.
– В каком еще сне? – вытаращился на него Скиф.
– По осени сон меня вещий посетил. Полностью его вспомнить никак не могу, а таки все дела по нему делаются… – Мирослав тяжело вздохнул и, обратив свой взор к иконам, принялся за молитву.
Потом все чинно хлебали деревянными ложками из деревянных чашек. Только после этого позволил им Мирослав говорить о деле.
Он слушал рассказ Скифа и согласно кивал головой, будто заранее знал, о чем он дальше расскажет, и, заметно волнуясь, теребил отросшую бороду.
– Дело ваше трудное и кровушкой помеченное, – вздохнул он, выслушав рассказ до конца. – Только зря вы от помощи разбойника Ворона отказались.
Был этот разбойник в моем сне том треклятом.
– Поехали с нами, Мирослав, – сказал Засечный. – Покажешь дорогу к обители монаха Алексеева.
– Какой он тебе монах – даже не послушник еще!
Худо ему – ветром качает. Таких только перед смертушкой постригают.
– Вот это номер! – присвистнул Засечный и тут же сам перекрестился на иконы. – А нам он живой и здоровый на дело нужен.
– Вы бы рассказали еще раз толком, не так путано.
Скиф быстро пересказал ему историю с похищением и спросил:
– А тебе полковник Романов не звонил?
– С чего бы ему звонить, когда я таких не знаю.
– Во-о, номер! – удивился Скиф. – А кто тебя направил к нам в поезд, когда из Одессы в Москву ехали?
– В Одессу я ездил по делам монастырским. В тамошней консистории один благочинный батюшка попросил меня оказать конфиденциальную услугу русским братьям, возвращающимся с полей сербских.
– Так я и поверил, все попы – гэбэшники, – брякнул Засечный и снова перекрестился. – Без разрешения чекистов они даже в колокола не бухнут.
– Зря вы так, – скосил на него кроткий взгляд Мирослав. – Весь мой род был православный, я же говорил вам. Мужчины шли всегда в монахи или священники. Нашему роду разрешения властей не требовалось.
– Ну ладно, не ко времени ты, Семен, затеял этот разговор. Поехали, Мирослав, к Алексееву. Повидаемся хоть напоследок, может быть. Нам бы еще парочку людей, мы бы всю Украину прочесали. Был у нас казак Лопа, да где его теперь искать.
– А зачем его искать? В Почайске их последняя предмосковная станица, он почти всегда там с казачками гуляет. Я его на прошлой неделе видел. Его ребята мою православную типографию и воскресную шкоду теперь на охрану добровольно взяли. И монастырь в обиду не дают.
Завидя, что гости так быстро собираются в дорогу, Марья Тимофеевна даже руками всплеснула:
– Вы только батюшку моего никуда не завезите.
В молодые годы он горазд был на приключения. Грех нерожденное дитя сиротить.
– Вернем его вам в целости и сохранности, вашего отца и батюшку, – сказал Скиф.
После церемонного прощания с хозяйкой они выехали по кривым улочкам опять к мосту.
* * *
На что уж была тиха Калуга, а в Почайске на окраине просто уши закладывало от тишины;
Лопа запросто, по-казацки, дрых себе на сеновале, несмотря на зиму, пусть даже не слишком морозную.
Его с трудом растолкали.
– Так, решил поспать перед ужином, – виновато пробормотал он, протирая сонные глаза. – Сморило отчего-то.
Серого Волка оставлять во дворе поопасались.
Дворовые псы сбежались со всех окрестных улиц и подняли настоящий гвалт, готовясь к всеобщей потасовке.
Лопа повел дорогих гостей в избу, где вповалку спали казаки, и никто из них даже не удосужился убрать с грубо сколоченного стола трехлитровую бутыль с остатками самогона и нехитрую снедь.
За едой Скиф поведал о случившемся. В Лопу; влили стакан проклятущей. Глаза его засветились резвым огоньком.
Скиф рассказал про куклу на соломе, про голую женщину, распятую на дровяных козлах, про темный бункер, похожий на шахту.
– Аисты были? – осведомился Лопа.
– Какие тебе зимой аисты?
– Тогда к непогоде.
– Или к ведру, – скрыв в бороде усмешку, вставил Мирослав.
– Я тебя серьезно спрашиваю, – рассердился Скиф.
Мирослав опустил глаза и свел руки, будто в краткой молитве.
Лопа не выдержал молчания:
– Чего тут гадать: шахта, бункер, кабели на стенах – это пусковая установка стратегических ракет.
Я в такой был. Кукла – твоя дочка, а распятая баба – ее гувернантка. Что с твоими кровными происходит, то и во сне видишь.
– То вещий сон, – наконец произнес Мирослав. – Не могу лишь понять, к чему в нем белые коровы?
Поедем к Алексееву.
* * *
У монастырских ворот Мирослав заставил всех снять шапки, а сам отправился в келью за Алексеевым. Привел он его минут через двадцать, бледного, худого, незнакомого. Так как его пошатывало, он держался за плечо Мирослава.
С боевым другом сердечно поздоровались.
– А ко мне дочка приезжала, – собравшись с силами, сообщил Алексеев. – Взрослая – десять лет, а меня совсем не помнит.
– С женой? – спросил Скиф.
– С моей сестрой. Жена, говорит, и думать про меня забыла. , – Брат Александр, – сказал Мирослав. – Ты в монастыре всех нас к богу ближе. Растолкуй поганский сон. Скиф, расскажи ему про промысел дьявольский.
Скиф скомканно рассказал о кукле, шахте и убитой женщине на козлах.
– Грех как бы над ней сотворили, – смутился Алексеев. – Или вы шутите, ребус такой загадывая?
– Считай, что ребус, – буркнул Засечный.
– Возможно такое совпадение, – оживился Алексеев, – шахта для ракетной установки плюс коровы и туман – это около местечка Белокоровичи, в Житомирской области. Я в тех краях срочную служил.
Его слова подействовали на всех как удар грома. Но больше других обрадовался Лопа, получивший поддержку своему толкованию сна Скифа.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!