Темная сторона души - Елена Михалкова

– Куда отпустить? – пробасил Бабкин.

Но она не вслушивалась в их голоса и не собиралась отвечатьна глупые вопросы, потому что остальные люди не имели для нее значения. Онибыли неважны. Важен был только Макар, которого во что бы то ни стало нужно былоубедить отпустить ее. Он принимал решение – Царева хорошо это чувствовала.

– Куда вы хотите идти? – удивленно спросил Макар,как будто то, что она спрашивала у него разрешения, было в порядке вещей.

– Я скажу вам, где наволочка, – торопливопообещала Елена Игоревна. – Скажу. Вы только отпустите меня ненадолго,всего на… – она запнулась на секунду, что-то подсчитывая в уме, – …наполчаса. Вы ничего не потеряете.

Макар недоверчиво вглядывался в ее лицо, словно не понимая,о чем она его просит.

– Почему? – наконец сказал пораженно. – Вы неможете…

– Я не смогу в тюрьме, – прошептала Царева тактихо, что ее почти никто не расслышал, и тут же повторила чуть громче, умоляющеглядя на Илюшина: – Не смогу в тюрьме. Я уже старая, Макар. Очень старая. Прошувас, пожалейте меня, не обрекайте на то, что мне не по силам выдержать.

Маша с Бабкиным переглянулись, не понимая, что происходит.

– А что на наволочке? – вдруг спросила Вероника.

– Ничего, – ответила Царева, помолчав. – Я… япросто боялась оставлять ее. Наверное, потому, что прикасалась к ней. Вот иунесла с собой. Макар, – позвала она, – разрешите мне уйти. Я умоляювас, пощадите…

Эти книжные, высокопарные слова Царева произнесла так простои так обреченно, что Илюшин тяжело вздохнул и кивнул.

– Показания… – выговорил он. – Вы опишете присвидетелях то, что сделали. Укажете, где спрятали наволочку. Елена Игоревна, высделаете это?

– Да. Я обещаю вам.

Она легко поднялась, словно ее освободили от тяжелого груза,и, не взглянув ни на кого, пошла прочь. Вероника, Маша и Сергей смотрели ей вспину, словно зачарованные.

Царева остановилась в дверях и обернулась к ним, сидевшимнеподвижно на веранде, залитой утренним светом.

– Спасибо, – сказала она, глядя на Илюшина. –Я буду молиться за вас.

И вышла из комнаты.

Наступившее оцепенелое молчание первым прервал Бабкин.

– Макар, что здесь произошло?! – вскочил он сместа. – Твою мать, куда она пошла?!

– Признание писать, – сдержанно ответилИлюшин. – Серега, я не мог ей отказать. В конце концов, такие вопросычеловек сам решает.

– Да какие вопросы?! – рявкнул Бабкин. И вдруг понял.Он тяжело опустился на стул и покачал головой. Протянул: – Зря. Так нельзя,Макар.

– А как можно? – Илюшин поднял на него темно-серыеглаза, очень серьезные. – Ты все слышал. Что бы ты сказал ей на моемместе? Вероника, – обратился он к молчащей женщине, – вы тоже всеслышали. Теперь вы знаете, что ваш муж не убивал Ледянину.

Вероника кивнула, и Маше показалось, что сейчас она опятьзасмеется. Но вместо этого Вероника спросила:

– Что же теперь дальше будет, Макар? И что нам теперьделать?

– Нам? – переспросил Илюшин. – Нам – ждать.Если я правильно понимаю, то не очень долго.

Он подошел к окну и стал смотреть в ту сторону, куда уходилаЕлена Игоревна Царева, держа спину так прямо, как будто ее позвоночник прибилик кресту.

Липа Сергеевна с мужем ничего не понимали. Десять минутназад пожилая соседка зашла к ним домой, ни с того ни с сего попросила листокбумаги и ручку, еще и прибавила что-то вовсе непонятное: что она, мол, пишетзаписку добровольно, а не по принуждению, и чтобы они об этом не забыли. ЛипаСергеевна предложила соседке чаю, но та только головой помотала. Старушкапереглянулась с мужем и больше ничего не говорила.

Соседка писала – быстро, уверенно, без помарок. «Может, унее дома бумаги нет?» – предположила Липа Сергеевна и уже хотела предложитьженщине тетрадку и карандаш, но та свернула исписанный листок пополам ипротянула ей.

– Дайте, пожалуйста, еще один, – суховато сказалаона. – Мне нужно написать записку дочери.

Иван Петрович от ее тона нахмурился и хотел было отчитатьдамочку, но Липа Сергеевна взглядом остановила его. В конце концов ей сталолюбопытно, почему хмурая и неразговорчивая соседка пишет дочери записку, хотядочь, Липа Сергеевна своими глазами видела, час назад ушла гулять с сыном.«Случилось, может, что? – размышляла старушка и представляла, как будетобсуждать происходящее с соседками. – Поссорились, что ли?» Ее так итянуло за язык спросить напрямую, но что-то ей подсказывало: женщина отвечатьне станет.

А та дописала вторую записку – Липа Сергеевна видела, чтоона получилась куда короче, чем первая, – и перевернула на столе текстомвниз. Потом сказала самой себе:

– Все, кажется… Да, все.

Она решительно встала, еле кивнула Ивану Петровичу,внимательно посмотрела на Липу.

– Вторую записку отдайте дочери, – без выражениясказала она. – Первую у вас возьмут.

И вышла, не прощаясь.

– Ну-ка, дай почитать-то… – сунулся к Липе муж.

– Постой, сначала сама прочитаю, – отстранила онаего, нацепила на нос очки и приблизила листок к глазам. Почерк был ровный,крупный – как школьный. Сначала Липа пробежала вторую записку, охнула исхватилась за первую.

– Вот кто, значит, убил-то… – протянул безудивления Иван Петрович, читая текст из-за ее спины. – «Наволочку спряталана чердаке, под балкой, в правом углу со стороны сада, если стоять лицом кнему». А все на Балукова-внука думали. Ну и ну! Только зачем же она нам-то ееоставила, а?

– Чтобы мы свидетелями были, – злобно сморщиласьЛипа Сергеевна. – Тьфу, зараза!

– Ладно тебе, Липочка, – успокоил еесупруг. – Главное, чтобы свидетелями, а не кем иным. Куда же она пошла, а?Как ты думаешь? Идти-то ей теперь и некуда… Разве что в лес?

Тело Елены Игоревны нашли на чердаке. Она знала, что мальчиктуда не сможет залезть и, значит, не увидит ее после смерти. Веревка,обвязанная вокруг балки, не выдержала веса тела и оборвалась, но к тому моментубыло уже поздно – Елена Игоревна Царева умерла. Она лежала на боку в совершенноестественной позе, и вытянутая рука закрывала лицо – как будто Елена Игоревнане хотела, чтобы те, кто найдет ее, увидели, каким уродливым и страшным оностало после смерти.

Два дня спустя

Вероника уехала встречать Митю в город, и вернуться онидолжны были только вечером, на последнем автобусе. С обеда Ирина началахлопотать: крутилась на кухне, вызвалась сама сварить любимый папин суп ипредложила испечь шарлотку. «Возвращение декабриста из ссылки», – хмыкнулапро себя Маша, но вслух поддержала инициативу девушки, хотя ей было бы удобнее,если б Ирина приглядывала за Димкой, а не реализовывала свои кулинарныеамбиции. Но, в конце концов, с Димкой играл Костя. К тому же Маша хорошопонимала, чем вызваны хлопоты Ирины. «Чувство вины – серьезная штука, –думала она, помогая чистить яблоки для шарлотки. – Вы с мамой не верили,что Митя не виноват, правда? Теперь самим стыдно, что не верили, что обвинилиего в убийстве. Ничего, все у вас теперь наладится».