Дорога к озеру Коцит - Кирилл Каратаев

тяжёлый воздух, его Путь был уже под моим рвущимся в схватку прицелом, хотя полной уверенности в этом аспекте битвы у меня, как ни жаль, не было. Мы замерли в нескольких шагах друг от друга, готовые сорваться в стремительном выпаде, но ожидая последнее и опять последнее мгновение.

— Не хочу, — внезапно уже почти сорвавшийся в бой отверженный резко бросил копьё на стойку и повернулся ко мне своей крылатой спиной. Издевательски не торопясь, он вновь сел на свой невыразительный стул. — Надоело любой выход искать через смерть, надоело убивать и быть вечным врагом, надоело, — он устало уронил голову в ладони.

— Тогда отдай ангела! — мне уже бесконечно надоела философская нерешительность моего собеседника.

— Жалко, — он как-то смущённо пожал плечами, — за эти часы мне стала слишком дорога её кровь.

— Какого огня, дьявол!? — длинное мгновение всё больше становилось последним.

— Дьявол!? — отверженный снова вскочил, но рука его при этом не дёрнулась к копью. — Дьявол!? — он как-то слишком эмоционально для созданного образа взмахнул руками. — Разве у дьяволов растут крылья!? Разве у ангелов растут рога?! Разве я найду когда-нибудь свой дом, где меня назовут братом не по убеждениям, но по крови!?

— Не найдёшь! — не хватало мне только душещипательных бесед, — никогда не найдёшь! Но если ты ещё не окончательно прогнил в своём проклятом пламенем изгнании, то дай найти этот дом другим, тем которые идут к нему через тьму, боль и слёзы. И пусть их краткое счастье россыпью отразиться в твоих огнём забытых зеркалах!

Отверженный обречённо зарычал, на секунду закрыв свои страдающие глаза. Копьё снова оказалось в его крепкой руке. Слава огню, я не успел ударить. Копьё врезалось в зазвеневшую поверхность зеркала, войдя в него наполовину, и ринулось обратно. Бесчувственным мешком из зеркала вылетела Элати. Я бросился к ней, поднял окровавленную голову и легко ударил по щеке. Глаза ангела немного приоткрылись.

— Мастер… — скупые слёзы благодарности заблестели у неё на лице.

Я же вновь перевёл взгляд на нашего безумного доброжелателя. В этот момент он повторно вонзал своё копьё в многострадальное зеркало. На этот раз копьё уверенно устремилось вглубь зеркального мира. Дьявол, послушным попутчиком, бросился следом за ним. Через секунду он уже быстрой, нервозной походкой удалялся в неизвестном мне направлении. Я уже хотел отвести взгляд, но тут он повернулся и посмотрел на наш трагический дуэт. В его взоре метались и сожаление, и оправдание этого сожаления, и благодарность за свою новую ошибку. А потом он резко отвернулся и навсегда пропал из этой жизни.

— Вставай, крылатая, — я как можно более заботливо встряхнул ангела, — нам пора, ты устала.

Путь назад был нелёгок, но предрешён. Элати еле плелась, не отпуская моё спасительное для неё плечо. И вновь меня резали зеркала и пытались испугать тени. Но теперь было уже всё равно. Никто более не преградил нашего пути в сторону от дорог безумия. И как не тяжело сейчас было леди идти по этой немилосердной земле, она не остановилась и не позволила остановиться мне, пока Орден Отверженных не остался лишь в глубокой памяти. Остался грязным, нестираемым пятном.

Огонь бережно укрывал своим милосердным теплом исстрадавшееся тело ангела. Элати лежала, полуприкрыв глаза и иногда чуть вздрагивая от ран и совсем свежих воспоминаний. Воспоминаний, которые были гораздо мучительней боли.

Я не расспрашивал жрицу о том, что ей пришлось испытать в замке безумия, сейчас это принесло бы только новую боль и совсем ненужные слёзы. Когда придёт время, она сама расскажет, если захочет. И почему-то я был уверен, что гордая леди вряд ли когда-либо снизойдёт до оскорбляющих её память откровений.

А ночь, не теряя времени на наши тревоги, тихо и ласково накрывала мир своим благостно ослепляющим одеялом. Тактичный ветер почти не оборачивался в нашу сторону, а старое, раскидистое дерево, под широкими ветвями которого мы остановились, молчаливо сторожило такой необходимый сейчас покой.

— А ведь когда-то я думала, что само небо благословило меня на любовь и гармонию, — тихий голос Элати неожиданно выдернул меня из невесёлых раздумий. — Наивность юности, подумает сейчас каждый, кто услышит. А я скажу не наивность, но счастье. То единственное счастье, которое у меня когда-либо было. А я ведь совсем не берегла его, не понимая и не тревожась. А вот теперь его уже не достать, даже если взлететь выше самих небес. Даже если отдать всё, что имеешь, а потом украсть и отдать заново, а потом снова украсть…

— Как крылья, леди? — я не стал поддерживать этот больной разговор, беспокоясь в основном о вещах более приземлённых.

— Алые, — в который раз за этот долгий день пара прозрачно-кричащих капель упали из золотых глаз ангела.

— Ну, уже даже не розовые, — после нескольких процедур к крыльям Элати и, правда, почти вернулся их естественный цвет. Но слова мои были пусты, я знал, что леди говорит о другом.

— Отныне они навсегда останутся алыми, мастер, — жрица, рывком села, широко распахнув глаза, наверное, для того чтобы снова не заплакать, — и никогда более мне не увидеть их другими.

— Попробуй рискнуть, крылатая, — я как можно более понимающе взглянул на неё, — иногда стоит рискнуть, чтобы увидеть новый рассвет.

Элати грустно усмехнулась. — Надоело, мастер, мне бы отвлечься, — леди вновь упала на землю, разбросав серебряные волосы по траве. Я только сейчас заметил, что отдельные локоны были не серебряные, а седые.

— Так, расскажи что-нибудь, крылатая, — я и сам был бы рад отвлечься от невесёлых раздумий, — что-нибудь из наивно-счастливой юности, что-нибудь красивое и бессмысленное.

Признаться, я думал, что она откажется, но бледные губы ангела послушно приоткрылись.

Лики ветров в волшебстве возрождений,

Смех облаков, блеск невинных грехов.

Зарево снов, гром влюблённых стремлений,

Шелест шагов, шёпот светлых стихов.

— Это рассказывала мне мать, — впервые за много дней улыбка Элати перестала быть печальной, — она очень любила такие стихи — красивые и бессмысленные. Она говорила, что они не врут, просто не умеют. К сожалению, я запомнила лишь этот.

— Что ж, давай так и закончим этот проклятый день, крылатая, — я устало облокотился об дерево, — красиво и бессмысленно. Мы оба слишком устали для чего-то иного. А завтра всё только продолжится и, не дай пламя, наполнится пугающим смыслом. Спи леди, и пускай ты не увидишь снов.

5

Коцит становился всё ближе. Об этом мне говорили и знакомые тропы, и прохладный свежий воздух, и просто тренированные чувства старого Мастера Дорог. И с каждым новым шагом, приближающим к выстраданной нами цели, всё сильнее менялось поведение ангела. Нет, она не боялась и