Укрощение королевы - Филиппа Грегори
Шрифт:
Интервал:
* * *
Екатерина Брэндон появляется при дворе сразу, как получает вызов, и на ней нет траурных одежд. Сначала она приходит в мои комнаты и кланяется мне, и я перед всеми фрейлинами приношу ей свои соболезнования, затем приветствую ее возвращение на службу. Она занимает свое место среди них и начинает изучать перевод, над которым мы работаем. А мы читаем Евангелие от Луки на латыни и стараемся найти самые чистые и понятные слова в английском языке, чтобы передать красоту оригинального текста. Екатерина присоединяется к нашей работе так, словно она пришла сюда по своей воле и не хочет проводить лишнего времени дома, с сыновьями.
Когда занятия были закончены и все книги были убраны перед тем, как отправиться на конную прогулку, я приглашаю ее следовать за мной, пока сама переодеваюсь в костюм для верховой езды.
– Я удивлена тем, как быстро ты вернулась, – говорю я ей.
– Мне было приказано, – коротко отвечает она.
– Разве ты не искала уединения, чтобы оплакать свою утрату?
– Конечно, искала.
Я встаю со стула, стоявшего перед посеребренным зеркалом, и беру ее за руки.
– Екатерина, я была тебе другом с самого моего первого дня при дворе. Если ты не хочешь здесь быть, если хочешь вернуться домой, то я сделаю для тебя все, что в моих силах.
В ответ она грустно улыбается и отвечает:
– Я должна быть здесь. У меня просто нет выбора. Но я благодарна вам за доброту, Ваше Величество.
– Ты скучаешь по мужу? – спрашиваю я из чистого любопытства.
– Конечно, – отвечает она. – Он был мне как отец.
– Мне кажется, король тоже скучает по нему.
– Наверное, они всегда были вместе. Только я не жду, что он это покажет.
– Почему? Почему бы королю не показать, что он горюет по ушедшему другу?
Екатерина смотрит на меня так, словно я спрашиваю ее о чем-то очевидном.
– Потому что король не выносит горя, – просто отвечает она. – Он не умеет горевать и не терпит проявления этого чувства. Оно вызывает в нем только злость. Король никогда не простит Чарльза за то, что тот его покинул. Если я хочу сохранить за собою расположение короля и гарантировать наследие моим сыновьям, мне придется искупить предательство Чарльза, который его покинул. Я не могу показывать своего горя, иначе это напомнит ему о его собственном.
– Но он же умер! – Я не верю своим ушам. – Он же не намеренно оставил короля, он просто умер!
Она медленно и очень грустно улыбается.
– Полагаю, если ты – король Англии, то считаешь, что жизни всех людей посвящены тебе. А те, кто умирают, – те просто тебя подводят.
* * *
Я не хочу верить в мрачные предостережения Нэн, предпочитая воспринимать фальшивые улыбки Екатерины как признак мира во дворе, который в кои-то веки не раздираем распрями и интригами, как символ Божьей благодати, сошедшей на Англию солнечными лучами и золотой листвой на деревьях, которыми поросли долины, лежащие вдоль русла реки.
Королевство пребывает в покое. Из Франции приходят вести о том, что они ничего не планируют против нас, сезон боев подходит к концу, и Томасу удается пережить еще один опасный год. Наступает блаженный период конца лета. Каждый день начинается ярким восходом и заканчивается не менее ярким закатом. Стены дворца золотятся от солнечных лучей, отраженных рекой. Генрих наслаждается возвращением доброго здравия. Слуги каждое утро помогают ему сесть верхом, и мы охотимся вместе – скачем по пологим равнинам, по залитым водой низинам вдоль реки… И мне начинает казаться, что я замужем за своим ровесником, когда огромный жеребец короля обгоняет моего и он проносится мимо, крича, как мальчишка.
Рана на его ноге туго забинтована, и Генрих может гулять, пусть хромая, но самостоятельно, нуждаясь в помощи только на ступенях, которые ведут из приемной в его комнаты, куда я прихожу к нему через день.
– Мы счастливы, – как-то говорит он мне, словно делая официальное заявление, когда я сажусь возле камина, где король восседает на новом усиленном кресле. Я удивляюсь официальности его тона и не сдерживаю смешок.
– Вот пройдешь, как я, сквозь невзгоды и испытания и научишься ценить хороший день, хорошую пору, – поясняет он. – Клянусь тебе, милая моя, я никогда не любил жену сильнее, чем люблю тебя, и не знал большего счастья, чем испытываю сейчас.
«Вот тебе и предчувствия, Нэн», – думаю я.
– Я очень рада, милорд, – отвечаю я, и это чистейшая правда. – Если я могу вам угодить, то я воистину счастливейшая из женщин Англии. Хотя до меня доходят разные слухи…
– Какие слухи? – требует он ответа, и я вижу, как сходятся на переносице его светлые брови.
– Говорят, вы хотите сменить королеву, – говорю я, рискуя озвучить опасения Нэн.
Король смеется и отмахивается.
– Слухи будут всегда, – говорит он. – Пока у мужчин растут амбициозные дочери, слухи будут неиссякаемы.
– Я рада, что они беспочвенны.
– Ну разумеется, это глупости. Всего лишь выставление желаемого за действительное и чистой воды зависть твоей красоте.
– Тогда я счастлива.
– И дети здоровы и полны жизни, – говорит Генрих, продолжая перечислять свои благословения. – И королевство в мире, хоть и обнищало. И наконец-то в моем дворе воцарился мир и покой, когда наши непримиримые противники епископы взяли перерыв в поединках, разъехавшись на лето.
– Господь улыбается, глядя на своих праведников, – говорю я.
– Я видел твои переводы, – он продолжает говорить все тем же тоном самоуверенной похвалы. – И я был доволен, Кейт. Ты хорошо потрудилась, и теперь все видят, как я повлиял на твое развитие и духовный рост.
Меня сковывает приступ страха.
– Мои переводы? – переспрашиваю я.
– Твои молитвы, – говорит он. – Все правильно, мужу должно и лестно иметь жену, которая проводит время в молитвах.
– Ваше Величество оказали мне великую честь своим вниманием, – лепечу я.
– Я просмотрел их, – продолжает король. – И спросил Кранмера, что он о них думает. И Кранмер их похвалил. Для женщины это весьма недурная работа. Он даже обвинил меня в том, что я тебе помогал, но я сказал: «Нет, нет, это полностью ее заслуга». Так что тебе следует поместить на молитвенник свое имя, Кейт. Авторство должно принадлежать королевскому дому. У кого еще из королей христианского мира такая образованная жена? У Франциска Французского жена не ученый и не женщина!
– Я готова поставить свое имя на молитвенник лишь в знак своей безмерной благодарности вам, – осторожно отвечаю я.
– Так и сделай, – спокойно говорит Генрих. – Мне очень повезло. Существует только две вещи, которые беспокоят меня, но ни одна из них не представляет собой ничего, стоящего переживаний. – Он поудобнее устраивается на кресле, а я подвигаю поближе к его руке блюдо с бисквитами и вином.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!