Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века - Мэри Антин
Шрифт:
Интервал:
Хороший материал для чтения поступал в дом из ещё одного источника, помимо библиотеки. Газеты на идише в то время были превосходными, и мой отец подписался на лучшие из них. С тех пор журналистика на идише, увы, деградировала, подражая отвратительной «жёлтой» американской прессе.
В библиотеке была одна книга, над которой я очень часто сидела, и это была энциклопедия. Обычно меня интересовали имена известных людей, начиная, конечно, с Джорджа Вашингтона. Чаще всего я читала биографические очерки о моих любимых авторах, и мне казалось, что знаменитости, вероятно, были рады умереть ради того, чтобы их имена и истории были напечатаны в книге славы. Я считала даже краткое упоминание в энциклопедии апофеозом славы. И во мне невероятных размеров достиг честолюбивый замысел, поглотивший все остальные мои стремления, и заключался он ни много ни мало в следующем – я должна при жизни узнать, что после моей смерти моё имя будет упомянуто в энциклопедии. Это была настолько колоссальная мечта, что я держала её в секрете даже от себя самой, просто позволяя ей лежать там, где она проросла, в неисследованном уголке моего деятельного мозга. Но она росла во мне, помимо моей воли, до тех пор, пока, я, наконец, не смогла устоять перед соблазном узнать точное место в энциклопедии, где будет располагаться моё имя. Я увидела, что оно недалеко от «Олкотт[16], Луиза М.», и я даже прикрыла лицо руками, чтобы скрыть выражение глупой, необоснованной радости. Я потренировалась произносить своё так, как оно будет записано в энциклопедии – «Антин, Мэри», и поняла, что оно звучит обрублено, и задумалась о том, не добавить ли инициал второго имени. Я хотела спросить об этом свою учительницу, но боялась, что могу выдать свои причины. Ибо, как бы я ни была одержима идеей величия, достижению которого стоит посвятить жизнь, я прекрасно понимала, что до сих пор мои претензии на посмертную славу были до смешного беспочвенны, и не хотела, чтобы надо мной смеялись за моё тщеславие.
Дух всего детства! Прости меня, прости меня за то, что я так легко предаю тайные детские мечты. Неужели я, глумящаяся сегодня над неискушённым ребёнком, нашла в жизни нечто более благородное, чем собственное стремление к благородству? Но разве не лучше быть поглощённой амбициями, которые я никогда не смогу осуществить, чем жить в глупом согласии с мнением моего соседа обо мне? Памятник на городской площади – это не столько изображение смертного человека, сколько символ бессмертных чаяний человечества. Так что не смейтесь над маленьким мальчиком, играющим в солдатиков, если он скажет вам, что собирается заставить мир вести себя хорошо, когда станет мужчиной. И во что бы то ни стало, впишите моё имя в книгу славы, указав: «Она была из тех, кто стремился». Ибо это и есть квинтэссенция истории жизни великих людей.
Летом дни долгие, а вечера, как известно, длятся до тех пор, пока горит фитиль лампы. Так что даже с учётом всего моего чтения, у меня оставалось время поиграть, и при всём моём усердии, играть я любила. Особенно мне нравилось играть с мальчиками. Театральные постановки на заднем дворе Бесси Финклштейн были не особо интересными, даже если я исполняла ведущие роли, придавая им выразительности декламациями на русском языке, из которых мои слушатели не понимали ни слова. Куда веселее было играть с ребятами в прятки, потому что мне нравилось использовать свои конечности – уж какие были. Меня так часто упрекали и дразнили за то, что я маленькая, что одержать победу над пятифутовым мальчишкой было для меня несказанным удовольствием.
Однажды высокий, крепкий чернокожий мальчик, который терроризировал весь район, грубо обращался со мной, когда я играла на улице. Мой отец, решив в кои-то веки преподать этому негодяю урок, вызвал полицию, хулигана арестовали и привлекли к суду. Он всю ночь провёл в камере, и выйдя на свободу после короткого заключения, стал с уважением относиться к правам человека и своим соседям. Но мораль данного инцидента в другом. Куда важнее мести обидчику для меня было то, что я увидела, как вершится правосудие в Соединённых Штатах. Мы собрались в маленьком зале суда, бородатый Арлингтон-стрит против кудрявого Арлингтон-стрит, обвиняемый и обвинитель, свидетели, сочувствующие, зрители и все остальные. Никто не раболепствовал, никого не запугивали, никто не лгал, если не хотел. Мы все были свободны, и со всеми нами обращались одинаково, как и написано в Конституции! И в самом деле наказан был злодей, а не жертва, как это запросто могло бы случиться в подобном случае в России. «Свобода и справедливость для всех». Троекратное ура Красному, Белому и Синему!
На неделе был один повод, ради которого я с радостью откладывала свою книгу, какой бы увлекательной она ни была. Это было вечером по субботам, когда Бесси Финклштейн заходила за мной, и мы с ней, взявшись за руки, заходили за Сэйди Рабинович; затем Бесси, Сэйди и я, брали друг друга за руки и заходили за Энни Рейли; и Бесси и так далее, и так далее, неразрывно связанные друг с другом, гуляли по Бродвею, жадно впитывая всё, что мы видели и слышали, о чём догадывались и чего желали, пока ходили туда и обратно по самой оживлённой улице Челси.
Мы шествовали плечом к плечу, нарушая строй лишь для того, чтобы пропустить людей; мы оставляли отпечатки наших носов и пальцев на стеклянных витринах, сияющих электрическим светом и манящих выставленным в них товаром; осматривали тонны дешёвых конфет, чтобы найти и купить на свои несколько пенни самые долгоиграющие, которые мы могли сосать и жевать по очереди, пока гуляли; мы околачивались везде, где собирается толпа, и могли пробежать целый квартал, приветствуя пожарную машину или полицейскую, или скорую помощь; мы путались у всех под ногами и старались не попадать в серьёзные неприятности – мы были обычными девчонками и чудесно проводили время, как умеют только те дети, чьи отцы держат подвальную бакалейную лавку, чьи матери сами стирают, а сестры шьют на швейной машинке, получая пять долларов в неделю. Если бы мы были мальчиками, то наверняка Бесси, Сэди и все мы были бы «бандой» и забегали бы в китайскую прачечную, чтобы подразнить «Чинки-Китайца», «копы» сгоняли бы нас с удобных порогов, и мы бы целый день хулиганили. Будучи собой,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!